Дженнифер Арментроу - Список возмездия

– И ты целуешь свою маму этим ртом, извергающим столь грязные ругательства? – спросил парень.

– Я и тебя целую.

– Это верно. – Он опустил голову, касаясь губами моих губ. – И мне даже нравится, когда ты так ругаешься.

– Почему меня это не удивляет?

– Ничто не должно удивлять тебя во мне. – Дженсен перенес вес на одну руку, подхватил выбившуюся из хвоста прядь моих волос и заправил ее обратно. – Ты почти победила меня.

Я сморщила нос.

– Почти не считается.

– Ошибаешься. – Парень устроился между моих ног, и его рука пришла в движение, сползая по моим щекам к шее и ниже, к изгибу плеча. – Но ты близка к успеху. У меня были годы практики. А тебе хватило месяца.

– И когда же ты успел? – спросила я, закусывая губу, когда его пальцы прочертили линию моей ключицы.

– Я тебе не рассказывал?

– Нет. – У меня перехватило дыхание, когда он оторвался от ключицы и перешел к V-образному вырезу моей футболки.

– Я начал заниматься в конце восьмого класса, летом. – Дженсен отвел взгляд, сосредоточившись на том, что делал его палец. – Во мне накопилось много… злости.

– Серьезно?

Его палец забрался под футболку, и меня обдало жаром.

– Да. После всего, что случилось с Пенном. Я никогда не считал, что мы виновны в его смерти. – Его ресницы вспорхнули, и я заглянула в кристально чистые глаза. – Но это не значит, что я ничего не чувствовал. Я злился на него, на себя, на многое другое, что не имело к нему никакого отношения.

Я догадалась, что «многое другое» связано с его братом. Прежде я не знала таких подробностей его жизни, и теперь мне оставалось лишь слушать. Парень снова перевел взгляд на свою руку и надолго замолчал.

– Как-то ночью я столкнулся с Шоу. Начал огрызаться, и вместо того чтобы настучать мне по башке, он втянул меня в крав-мага, и с тех пор я здесь.

– Боже, представляю, каково сейчас Шоу – вся история с Гэвином и Ви, которую так раздули, что теперь его брата подозревают во всех грехах. – Я погладила его по подбородку. – Выходит, ты давно знаком с Шоу?

Джесен повернул голову, целуя мою ладонь.

– Да, он приходил ко мне несколько раз после… несчастья с Пенном. Думаю, потому, что с Гэвином они не очень-то близки, и он помогал мне, подсознательно желая помочь Гэвину. И он действительно помог.

Я улыбнулась.

– Рада это слышать. Я не знала, что ты страдал.

– Ты наверняка думаешь, что я ничего не чувствовал, потому что не воспринимал это так, как ты, но смерть Пенна здорово выбила меня из колеи. – Его взгляд вернулся ко мне. – Я знаю, ты не любишь говорить о Пенне, но ты должна понять, что мы не виноваты. – Парень поймал мой подбородок, когда я попыталась отвернуться, и заставил меня смотреть ему в глаза. – Я не говорю, что мы не несем никакой ответственности. Это не так. Но мы были детьми. Мы приняли глупое решение, а Пенн… Боже, как я ни скучаю по нему, но не могу не признать, что у него были проблемы с психикой. Ты сама это знаешь, Элла. И дело даже не в том, что происходило в школе.

Я сделала глубокий вдох, упираясь в него грудью. У Пенна действительно были проблемы – приступы гипертрофированного счастья сменялись затяжным унынием. Такие перепады настроения и поведения случались независимо от травли в школе и вечных ссор его родителей. Порой это происходило ни с того ни с сего, когда он был с нами и мы мирно общались. Доктор Оливер как-то сказал мне, что, возможно, Пенн страдал от депрессии – психического расстройства, усугубляемого внешними факторами, – и, если бы он получил профессиональную помощь, его жизнь, скорее всего, сложилась бы по-другому. Я не придавала особого значения его словам, полагая, что у ребенка не может быть такого заболевания, но, видимо, жестоко ошибалась. Депрессия может развиться в любом возрасте, но Пенн, казалось, всегда справлялся с тем, что грызло его изнутри. Он всегда улыбался. Всегда.

– Я знаю, – прошептала я.

– Мы стали пресловутой вишенкой на торте. Понимаешь? И больше нас не в чем упрекнуть. Я не говорю, что, если бы он обратился за помощью или мы бы заметили тревожные признаки, ничего бы не случилось, но не мы затягивали веревку у него на шее, – тихо проговорил Дженсен. – Мы не издевались над ним. Мы сделали большую глупость. И мне невыносимо больно думать о том, что мы стали последней каплей, но точно не мы толкнули его на этот шаг.

Я задумалась над словами Дженсена, задумалась глубоко. Да, мы оказались вишенкой на том гребаном торте, не больше и не меньше. Мы приняли дурацкое решение, но Дженсен был прав – так же, как доктор Оливер, и мои мама и папа. Не мы затянули удавку на шее Пенна.

И почему-то в этот миг я подумала о другом психопате – чудовище или как его еще назвать, – наводящем ужас на наш город. Кто бы это ни был, он нес полную ответственность за свои поступки. Не я, чудом вырвавшаяся из его лап. Не Ви. И не Моника или Венди. Слезы подступили к горлу.

– Элла?

Я сморгнула влагу с ресниц.

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь избавиться от чувства вины, но ты прав. Мы не злодеи. Мы сделали дерьмовый выбор, но мы не убивали.

– Нет, не убивали, – тихо повторил он.

И не то чтобы ангел вдруг спустился с небес, освещая все вокруг своей улыбкой, или что там они делают. На меня не сошла благодать. Просто чуть легче стал тот груз вины, что я несла на себе после смерти Пенна. Что-то ушло, это верно. И думаю, это было начало.

Уже кое-что.

– Ты была немного рассеянной в начале занятий, – сказал Дженсен, скользнув пальцем по моей переносице.

Прежде чем он вручил мне боксерскую грушу, мы отрабатывали технику уклонов от удара, но надо признать, что мои мысли были заняты другим.

– Я думала о Венди.

– Я тоже о ней думал, – помолчав, признался Дженсен. – Мы не были близки, в смысле, не так чтобы тесно, м-м…

– Общались? – подсказала я.

– Да. Именно. – Черт возьми, его щеки порозовели. – Мы почти не общались, и я знаю, что она могла быть сущей стервой, когда ей этого хотелось, но, по большому счету, она неплохая девчонка. Я надеюсь, что ее найдут живой и здоровой.

– Я тоже на это надеюсь. – Меня уж точно не назовешь ее близкой подругой, но я все равно молилась о том, чтобы она как можно скорее вернулась в школу. – А еще я думала о Гэвине – о его машине и о том, что с ней сделали.

– Бред какой-то.

– Да уж, – согласилась я, снова сожалея о том, что ничем не могу помочь.

– Может, после того как отвезу тебя к Линдс, заскочу к Гэвину, – предложил Дженсен. – Поговорю с ним.

Я удивленно уставилась на него. При всей неловкости ситуации меня восхитила готовность Дженсена пойти туда, где его не ждали, чтобы поддержать бывшего друга.

В груди разлилось приятное тепло, и вновь всколыхнулось чувство, называемое красивым словом из шести букв.