Аркадий Макаров - Быстрые деньги

Шекели у меня кончились, доллары остались только на экстренный случай, на всякие форс-мажорные обстоятельства, и расходовать их – значит, подвергать себя случайностям, чего мне делать не хотелось. А наши, деревянные, в дорожной сумке, которая осталась в номере отеля. Я вышел на несколько минут, чтобы проститься со Средиземным морем, с его умопомрачительным закатом, где в подобные часы и камни вопиют, вспоминая пророков, и, конечно, не ожидал встретить кого-нибудь из старых знакомых, с кем можно было бы, как в России, так вот запросто, по-дружески выпить.

– Ну, это… встречу отметить надо! Не боись, у меня для хорошего человека всегда есть. – Он полез в карман и вытащил оттуда часы в белом матовом корпусе. Хорошие часы. Дорогие. Фирмы «Пьер Карден», французского модельера, очень модного и дорогого. – Возьми, за наши деревянные рубли отдам! Посидим, как люди. Когда ещё здесь земляка встретишь?

Да, действительно, гора с горой не сходятся, а мы вот сошлись…

– Но у меня и денег таких нет!

– Нет, и не надо! Бери, за бутылку вискаря отдам!

Я опасливо посмотрел вокруг. Может, он у какого богатенького туриста на пляже увёл…

Шмырь поднял миноискатель, погладил алюминиевый шток:

– Кормилец мой. – Потом вытащил горсть побрякушек: – Выбирай, может, жене подарок сделаешь!

В его заскорузлой горсти было много всякого, но я отказался, – нехорошо использовать человеческие слабости!

– Николай Константинович, рубли у меня в номере, но на них теперь здесь ничего не купишь!

– Плохо ты знаешь здешний народ! Ты в каком отеле остановился?

Я показал рукой на горящий, как новогодняя ёлка, фасад высотного здания, в сотню метров от нас.

– Там горничная наша, воронежская, Люська Любарова из Таловского района! Караимка! Она меня знает. Скажи, от Кольки Шмырёва – и все дела!

Пить мне не хотелось, но любопытство пересилило, да и часы классные! Их Шмырь всё равно за бесценок кому-нибудь спустит, и я поспешил в отель, на ходу соображая, что к бутылке надо бы и закусить прихватить.

Люська-караимка посмотрела на меня внимательно, предложила мне нашенской водки с портретом Путина, но я отказался. Не уважаю путиных! Шмырь просил виски, вот и принесу виски.

Караимка-Люська положила в цветной пластиковый пакет пяток апельсинов, два пластиковых стаканчика из-под кофе, и на чистейшем среднерусском наречии послала меня туда, откуда я вышел уже много лет назад:

– И другу свому скажи, чтобы больше на ночлег не рассчитывал. У меня в подсобке теперь свой человек ночует. Придёт Шмырь на своих двоих, а уйдёт на четырёх. Так и передай! Чтой-то я тебя тут никогда не видела? Сверху, вроде, как человек, а бомжишь?

Я не стал её ничем разубеждать, и молча вышел.

– Вот! – поставил к ногам собеседника пакет. – Люська больше приходить не велела. У неё теперь свой хахаль объявился.

На это Шмырь ничего не ответил, только глуповато хмыкнул и полез в сумку:

– Люська хоть и сука, а человек! Помнит, чьё сало… – Но до конца не договорил. – Пойдём вон на ту скамейку сядем.

Ночь. Бархатная ночь, какая может быть только на Средиземноморье.

Хорошо сидеть и слушать необычные, чудесные превращения человека. Пути Господа неисповедимы и извилисты, но дорога Его пряма. Власть денег редко когда приводит к Храму…

– Ты вот меня помнишь, Помнишь, как я деньги делал? Хрусты хоть и нашенские, деревянные, а купить на них можно кого угодно, особо депутата. Уж очень он, избранник народный, денежки любил. Я и покупал, и продавал, пока Светунца не встретил. – Срезав у апельсина макушку, он, запрокинув голову, пососал, пососал мякоть и забросил кожуру далеко в море. По его разговору, по тому, как он себя вёл, было видно, что новая жизнь упростила его во всех отношениях. Вот опять: «Давай вмажем!» – совсем как мой воронежский сосед, сантехнических дел мастер.

– Не гони! – попридержал я его, подстраиваясь под разговор. – Когда ещё встретимся?

– А я на родину – обязательно! Вот найду кольцо с бриллиантом – и в самолёте, как белый ангел, к своей Наташке прямо в ноги. Скажу: «Вот я! Николай Константинович Шмырёв собственной персоной из длительной командировки вернулся!»

– Как – к Наташке? Она же, я слышал, за Денисом замужем!

– Э, когда это было! Денис не для Наташки! Он слабак! Я им тогда и дом свой, коттедж каменный, черепицей крытый, оставил. Сказал: всё, голубки, берите, дом ваш, а я в осадок выпадаю. Искать не надо! И ушёл, как был в куртке, так и ушёл. Свобода, она дороже денег! – Шмырь снова налил пластиковый стаканчик под самое «всклень», и быстро, чтобы не расплескать, выпил. – Вытер губы рукавом, потом сплюнул в песок: – Вот сколько здесь живу, а всё никак к вискарю не привыкну. Вроде вода застоялая. Теперь водки бы…

– Николай Константинович, ты же говорил – «вискаря»!

– Это я для тебя старался. Думал тебя вискарём угостить.

– Так в чём же дело? Караимка твоя мне предлагала…

– Иди, тарань сюда водяру, я тебе такую сказку расскажу, – чем дальше, тем страшнее!

Было видно, что Шмырь стал входить в норму, и хочет мне сказать что-то для него важное.

Через пару минут мы снова сидели за оживлённым разговором, как два заядлых друга, после долгой разлуки.

– Нашенская! – мечтательно погладил Шмырь бутылку с президентом страны, о которую полмира вытирают ноги.

Я, за своим собеседником, тоже набулькал в пластик:

– Ну, – подлаживаясь под Шмырёва, поднял я стакан, – за сказку!

Выпивка на вольном воздухе тем и хороша, что раздвигает рамки условностей до самого горизонта. Ты полностью отдаёшься собеседнику, разделяя с ним его судьбу и настроение, и вот уже и твоя судьба, и твоё настроение смешиваются, как смешиваются в стакане напитки, образуя с ног сшибающий коктейль. Но мы пьём не коктейль, а нашу казённую водку, которую ни с чем смешивать не полагается, поэтому я осторожно задаю вопрос о его преображении: как стал бывший состоятельный человек таким неправдоподобно ничтожным, и кормится лишь тем, что обнаружит его неутомимый электромагнитный посох в рассыпчатым приморском песке золотого пляжа Тель-Авива.

– А мне здесь в самый раз! – похваляется Николай Константинович, теперь ставший, как в школьные годы, просто Шмырём. – Скажешь вслух: «Шмырь!» и всё становится ясно, всё на своём месте.

– Но у тебя же был бизнес, приличное состояние, работа, наконец!

– Вот этот «конец» и привёл меня сюда, на землю обетованную. Сорок лет Господь водил евреев, чтобы подарить им этот рай, а меня сюда привела простая публичная девка, с которой я прожил каких-то пару лет, и вот я здесь! Но путь всё равно был длинным и утомительным. Я тогда им, голубкам, всё оставил: живите и размножайтесь! Потом взял себе в жены танцовщицу Свету-Светунца из ночного клуба. Уж очень мне её хотелось! Девочка – что надо! Главное, – цельная, как того требует устав клуба. Ах, Света, Света, мечта поэта!