Джей Эм - Ад Лабрисфорта

– Летом девяносто первого года я уехала из Сэдэн-сити, миссис Пинго, и вернулась только недавно. И узнала, что буквально через несколько дней после моего отъезда Полли… что с ней случилось… Простите, я не хотела бы причинять вам боль…

– Я смирилась с тем, что произошло с моей девочкой, Патриция. Вы что-то хотели мне сказать?

– Да, миссис Пинго. У меня осталась одна вещь Полли. Она дала мне её незадолго до того как мы расстались. Дала поносить… А вернуть я забыла – спешка, сборы, знаете, как бывает. В общем, эта вещь, эта подвеска в виде сердечка, осталась у меня. Но теперь я подумала, что должна отдать её вам. Может, это глупость, но я хотела бы это сделать – в память о Полли.

– Да… – Клементина Пинго, телефон которой Патриция нашла в городском справочнике, снова говорила как-то рассеянно, словно её мысли блуждали где-то очень далеко. – Я знаю, о чём речь. Этот медальон купил ей Грэгори… её отец. Полли так нравилась это сердечко, я помню, она всё время его носила. Я думала, медальон был на ней в тот день, когда… Странно, что она отдала его. Там ведь написано её имя.

«И странно, что девочка с другим именем его взяла», – мысленно закончила за неё Патриция. – Но миссис Пинго этих слов не произнесла. Посчитала бестактностью, или вовсе не обратила внимания на это обстоятельство.

– Да, Патриция, – продолжала она, – если вы вернёте мне медальон, я буду вам благодарна. Я до сих пор храню все её вещи. Как будто… знаете, как будто она может вернуться. Нет, не обращайте внимания, я иногда говорю бог знает что. Приезжайте, я живу в Хиллз-Гарден, Эйчерон-стрит, дом один. Хотя, если вы нашли мой телефон, то знаете и адрес… По вечерам я всегда дома.

– Спасибо. Я ещё позвоню вам, миссис Пинго, скажу точно, в котором часу приеду.

– Буду вас ждать.

Патриция знала, что если сама не позвонит Клементине Пинго, это сделает Уэсли. Но она не стала перекладывать это на него. Пришлось самой сочинять от начала и до конца. Неприятно, но что поделаешь? Заставить себя сказать правду по телефону она не смогла бы.

– Здесь так же ужасно, как около «Эйпла и Гордона»? И дом такой же тоскливый, как школа? – спросил Уэсли, когда они приехали по нужному адресу.

– Да нет, – пожала плечами Патриция. – Дом как дом, обычный коттедж. Веранда, черепичная крыша, по стенам виноград вьётся. Только сейчас листьев на нём нет… и в саду пусто. Всё выглядит немного заброшенным, а так – ничего особенного… «Ничего особенного с виду» – хотела сказать она, но так и не произнесла последнего слова. Да это было и не нужно. Каким бы обыкновенным и непримечательным этот дом ни выглядел, для них двоих он был чем-то почти сверхъестественным. Он стоял на перекрёстке миров, его двери вели в прошлое, в зазеркалье.

Калитка из металлических прутьев, когда-то покрашенных зелёной краской, которая теперь наполовину облупилась, оказалась незапертой. На дорожке, ведущей к веранде, брусчатка во многих местах была расколота и выщерблена. Ветхость, которую Патриция заметила ещё издали, вблизи бросалась в глаза куда сильнее. Первая мысль, которая приходила в голову при взгляде на это запустение – «наверное, когда-то тут всё было по-другому». Когда-то, когда тут жили молодые муж и жена с ребёнком. Когда-то – двадцать лет назад.

Они поднялись на террасу, и Патриция нажала кнопку звонка. Дверь открыла ещё далеко не старая, но постаревшая, рано поседевшая женщина.

– Миссис Пинго?

– Да. А вы Патриция?

Патриция утвердительно кивнула.

– А это тот молодой человек, о котором вы говорили, что он тоже учился вместе с вами и знал Полли? Простите, у меня не очень хорошая память на имена…

– Уэсли Флэш, мэм.

– Да, Уэсли. Проходите, пожалуйста.

Значит, Клементина не намерена просто с порога забрать вещь своей дочери и распрощаться. И дело тут не в одной вежливости. С первого взгляда на эту женщину Патриция поняла, что миссис Пинго живёт прошлым. Такой тип людей был ей хорошо знаком. Здесь и сейчас они всегда как бы только наполовину, поэтому нередко бывают рассеянны. Их глаза часто смотрят в какую-то невидимую для других даль, а мысли всё стараются и стараются повернуть время вспять.

Для Клементины не было ничего удивительного в том, что двое взрослых незнакомых людей пришли к ней поговорить о её пропавшей два десятка лет назад дочери. Конечно, эти годы прошли, и оставили свой след на всём, не пощадив и её саму. Но события двадцатилетней давности для миссис Пинго были явно более реальными, чем нынешний день.

Клементина проводила Патрицию и Уэсли в гостиную. При входе в эту комнату сразу бросалось в глаза, как здесь много фотографий. Настолько много, что не было бы преувеличением назвать их главной частью обстановки. Фото в рамках висели на стенах, стояли на полках и столе. Те, для которых рамок не хватило, были прислонены к рядам книг в шкафу, к вазочкам или ещё каким-нибудь опорам. Патриция подумала, что кроме них тут наверняка хранится множество фотографий в альбомах – и не ошиблась. Она и опомниться не успела, как оказалась сидящей на потёртом гобеленовом диване с кофейной чашкой в руках и толстым семейным фотоальбомом на коленях. Кофейник и чашки появились на столике возле дивана как по мановению волшебной палочки, стоило гостям утвердительно ответить на предложение выпить кофе. Видимо, в кухне всё это заранее стояло наготове, специально к их приходу. А фотоальбом Клементина достала, не вставая с дивана, с ближайшей полки.

– Вот, – говорила она, переворачивая слегка пожелтевшую с краю картонную страницу, – это я с моей Полли, прямо во дворе родильного дома, нас только что выписали. А на этой фотографии ей уже семь месяцев. Видите кроватку? Мы вместе с Грэгори покупали её для дочки, специально ездили в детский универмаг «Свит», он тогда был новый, недавно открылся…

Патриции стало холодно, несмотря на то, что кофе был горячий. При каждом глотке думалось об одном и том же: без сомнения, из этой чашки когда-то пила Полли.

Скоро миссис Пинго перелистает все страницы с младенческими фотографиями своей дочери, на которых она – просто ребёнок, для постороннего человека похожий на всех остальных новорождённых. Скоро ей будет два года, пять, семь лет – и Патриция наконец-то узнает, как выглядела девочка, которой пришло в голову пойти поплавать в пруду парка «Перекрёсток». Она поняла, что ей совсем не хочется этого знать. «Лучше бы я сейчас ничего не видела, так же, как Флэш» – подумала она, пытаясь справится с ознобом.

Клементина, словно услышав её мысли, сказала:

– Жаль, Уэсли, вы не можете посмотреть альбомы вместе с нами. Ох, простите, говорить так – бестактность с моей стороны…

– Ничего, мэм, – улыбнулся, глядя мимо неё, Флэш. – Мне достаточно слушать, что вы рассказываете.