Анна Белкина - G.O.G.R.

Не монстр, но учёный, барон Генрих Фердинанд фон Артерран ХIХ».

Пётр Иванович не замечал, как читает это вслух и не понял, что Недобежкин замолчал, слушая этот отрывок. Ежонков и Смирнянский сидели, выпучив изумлённые глаза. Сидоров — тот вообще, попятился и наткнулся на тумбочку, от чего вазон на ней закачался и едва не расквасился об пол.

— Вы что-нибудь поняли? — вопросил у всех сразу Недобежкин, возвышаясь за своим столом, словно статуя некоего греко-римского бога. — Зайцев этот ни в чём не виноват, а мы с вами записали его в черти, и держим его в камере. Надо выпускать Зайцева, отправлять назад, в Верхние Лягуши! Кто будет заниматься этим?

— Я — пас! — булькнул Ежонков. — Я и так уже всё СБУ поднял Никанора разыскивать. Тут одни черти только знают, где он засел, старый крыс!

— Так ты что, в СБУ капнул про наше дело?? — изумился Смирнянский и даже поднялся со стула. — Ты же всё ныл, что это секретно! Скажи, Васёк, что он — предатель! — пискнул Смирнянский, повернувшись к Недобежкину. — Теперь из-за него нас всех загребут!

Недобежкин не знал пока, что ему делать: злиться, или пока подождать? Он разинул рот, собравшись выдать своё мнение, но Ежонков опередил его.

— Тише, Игорёша, — спокойно ответил гипнотизёр на все предъявленные претензии. — Никанора Семёнова Секретный отдел СБУ уже годами разыскивает. А я сказал только, что Никанор замечен в Донецке. А они, как всегда, подняли «бондов»!

— Ну, смотри мне, Ежонков! — буркнул Смирнянский, который когда-то сам был «бондом». — Если ко мне твои «бонды» завалят и решат меня загрести — я тебя прижучу, колобок!

— Бу-бу! — ехидно передразнил Ежонков. — Ты, Игорёша, кстати, у нас порченый! А Генрих Артерран у нас, оказывается, фашистский агент! Я, между прочим, сразу это сказал, но вы мне никто не верили! А Генрих Артерран сам написал, что он — фашистский агент!

На этот раз даже Недобежкин не шикнул на Ежонкова. Увлечённый фашистскими агентами гипнотизер, пожалуй, в чём-то прав, ведь тот Генрих Артерран, который барон, действительно, был замешан с фашистами.

— Вот что, — сказал он, сев за стол. — Вообще-то мы не имеем права выпускать Зайцева просто так, иначе развалим дело, — милицейский начальник, чтобы сбросить стресс, деловито сворачивал в трубочку длинный факс. — Зайцев должен предстать перед судом, и всё такое, потому что так положено по букве мы тут ничего не сможем сделать. Только ребята, нам нужно пропускать его потерпевшим, а не обвиняемым, потому что он и правда — потерпевший.

Пётр Иванович согласился с начальником. Да, Зайцев — совсем не «чёрт» и даже не член «чёртовой банды», как сначала казалось. Он не может уделывать «звериной порчей», потому что сам уделан по полной программе.

Серёгин положил оторванный кусок факса на стол Недобежкина и отправился в свой кабинет — исправлять в деле статус Зайцева с обвиняемого на потерпевшего.

Уезжая из Донецка на Мадагаскар, Никанор Семёнов продал бывшую квартиру Гарика Белова, в которой проживал как Семенцов. Вернувшись в Донецк во второй раз — чтобы сдаться Недобежкину, он переночевал в пустующей квартире Интермеццо, чем страшно взбудоражил уфолога Брузикова и испугал Сидорова. Теперь он и эту квартиру покинул, и шёл по коридору Калининского РОВД. Никто не знает, каким образом он обманул всевидящий и никого не пропускающий роботурникет и поднялся на второй этаж. Он шёл быстро, уверенной твёрдой походкой, оставляя позади себя одинаковые двери кабинетов и Казаченку, который стоял у двери своего кабинета и никак не мог откупорить заедающий замок. Никанор Семёнов остановился только тогда, когда достиг двери с красной обивкой и с инициалами Недобежкина на позолоченной табличке.

— Я сдаюсь, — тихо сказал Никанор Семёнов и поднял руки так, словно бы добровольно шёл в плен.

Недобежкин выкруглил глаза и едва заставил себя отодвинуться от стола, чтобы не навалиться на него своим животом. Милицейский начальник ничего не мог сказать, не мог даже вызвать Серёгина. Он лишь хлопал глазами, наблюдая за тем, как настоящий «верхнелягушинский чёрт», последний главарь «банды Тени», организатор жутких похищений, владыка подземелья, наводящий на всех «звериную порчу», идёт с повинной и садится на стул для посетителей рядом с его столом.

— Давайте, надевайте на меня наручники, — разрешил Никанор Семёнов и протянул изумлённому Недобежкину свои старческие, покрытые глубокими морщинами руки.

Сейчас он почему-то выглядит лет на десять старше, чем тогда, когда приходил к ним в отделение с Кораблинским… Или это просто такое освещение??

— А… Бэ… Вэ… — промямлил Недобежкин, сползая со своего вращающегося стула. Он сделал это очень неуклюже, стул крутнулся, и милицейский начальник едва не упал.

— Понимаю, что вы удивлены, — проворчал Никанор Семёнов, откинувшись на спинку стула. — Только, пожалуйста, шевелитесь побыстрее. Моё время, к сожалению, уже не резиновое.

Безвкусная жидкость, похожая на простую воду, начинала действовать — Никанор Семёнов чувствовал, как старческая дряхлая слабость расползается по всему его телу, делая движение мучительным. Он видел и слышал всё хуже, ему тяжело было удерживать на весу слабеющие руки. Да, Генриху Артеррану удался его антидот, образец в крови Никанора Семёнова распадался, возвращая своему хозяину человеческий облик и человеческое бессилие перед старящим временем.

— Серёгин! — слабеющий слух словно бы издалека уловил перекошенный ужасом вопль милиционера Недобежкина, который призывал другого милиционера — Серёгина.

Никанор Семёнов опустил руки, так и не дождавшись от Недобежкина наручников. Он ещё слышал, как распахнулась с треском дверь, как застучали шаги… А потом — словно бы погрузился в ватный тёплый сон…

Недобежкин испугался недаром: Никанор Семёнов постарел раза в два у него на глазах. Когда в кабинет начальника, услыхав вопль, ворвался Серёгин — лишившийся образца «результат „Густых облаков“» уже был похож на мумию древнего фараона. Вслед за Серёгиным заскочил Сидоров и — застопорился на пороге, увидав, то, что сидело стуле для посетителей.

— Никанор Семёнов… — с огромным трудом заставил себя выдавить вконец ошарашенный Недобежкин и, не устояв на ослабевших от ужаса ногах, повалился в неудобное коленно-локтевое положение и уткнулся носом в пол.

— Никанор Семёнов! — крякнул Пётр Иванович, схватив рукою собственные губы, а перед глазами у него тот час же всплыл Гопников, который точно так же состарился и рассыпался прахом.

Испугавшись леденящего кровь вида стареющего на глазах Никанора Семёнова, Недобежкин поднял такой громкий шум, на который сбежались все, кто был в то утро в отделении. Они топтались на пороге, видели то, что осталось от главаря «чёртовой банды» и скребли макушки, размышляя над тем, что бы это такое могло быть, если не кучка странного песка. Гипнотизировать было некому, и всё отделение долго судачило о странном происшествии в кабинете начальника.