Григорий Симанович - Продажные твари

Кудрин любил свою работу, обожал успех и ненавидел себя в тех нередких случаях, когда все усилия шли прахом и истина так и не всплывала. Или искусно переворачивалась с ног на голову, скукоживалась, растворялась в демагогическом тумане, который так ловко напускали в зале суда изощренные адвокаты.

Кудрину было пятьдесят три… Он делил жизнь между преступниками, дочкой Алиной, которую растил без матери – умерла Веточка при родах! – и поэтом Пастернаком, которого чтил безмерно. Особенно его поздние стихи, из коих можно было черпать душевную стойкость, когда докучали мысли о старости и бренности бытия. Он и сам когда-то писал в рифму тайком: за ученической партой, в казарме под Сыктывкаром, в ночном студенческом общежитии. Но, почитав по совету приятеля Больших Поэтов, особенно Пастернака, – бросил. И стал ловить себе преступников, поскольку каждый должен заниматься тем, что ему предначертано свыше.

Если по примете, то лежащее перед ним дело N 354 должно быть расследовано сравнительно быстро. Но что-то подсказывало Кудрину: не тот случай. Непосредственно на месте преступления следов и подсказок не обнаруживалось. Голову проломили тупым предметом, не оставившим никаких зазубрин. Мозг погиб в результате сильнейшего внутреннего кровоизлияния. Эксперт допускает, что был предмет, обернутый в толстую мягкую ткань, или даже удар кулаком, защищенным перчаткой, но удар нечеловеческой силы.

На месте преступления эксперты, видите ли, не обнаружили ничего, кроме трупа и языка, у него отрезанного. Второй причиндал, можно сказать, главный, знаковый, преступник прихватил с собой или спустил в канализацию. Последнее маловероятно: почему тогда язык оставлен? Ни орудий преступления, ни следов обуви, ни отпечатков, ни вскрытого замка, ни материала, перспективного для генетической экспертизы, – ничего. Если не считать нескольких волосков на подушке, на ковре, на использованном полотенце в пластиковом баке для грязного белья. Волоски принадлежали как блондинкам, так и брюнеткам. Но, к сожалению, современная экспертиза еще не достигла такого совершенства, чтобы по цвету, длине или толщине разных волосков, найденных в помещении, определить, хозяйка какого из них побывала здесь последней. Непонятно было также, чем этого Миклачева треснули по башке. Но саданули крепко.

Да, еще следы лихорадочного обыска… Что искали? Вопрос. Паспорт и прочие документы не тронули… Разве что какую-то часть. Если взяли деньги и драгоценности, то кто это может подтвердить или опровергнуть – человек – то жил одиноко, бабам своим вряд ли показывал укромные места. Домработница Щукина, рыдая, клялась, что у Толеньки за все четыре года, что убирает, нитки не взяла и никаких таких денег или брильянтов ни разу не видала и не натыкалась. Правильно: солидный человек, юрист, не мог хранить деньги под матрасом. И сберкнижек не видела. А вот это странно. Их-то могли и забрать. Впрочем, зачем, если без паспорта они все равно ничего не стоят? Надо запросы дать по сберкассам, коммерческим банкам – наверняка что-то где-то лежит. Ну и что? Лежит себе. Кроме матери близких родственников нет. Мамаше несчастной достанется… Щукина уверяет также, что нож точно его, из квартиры, она им всегда мясо резала, когда готовила на субботу-воскресенье, сама прав ильным брусочком затачивала. А остальное… На ее взгляд, по ее памяти, ничего в квартире не пропало.

«Ни х…, в том числе и самого х…» – мрачно пошутил про себя следователь. Андрей Иванович не был поклонником черного юмора и любителем крепких выражений. Интеллигентные родители-музыканты и обозначенный ими круг чтения сформировали брезгливость к скабрезностям и жесткому сленгу. Но иногда его прорывало, и он озвучивал эмоцию в доступной простому народу лексике.

Кудрин глотнул чаю из стакана в старом мельхиоровом подстаканнике – бабушкино наследство, с которым не расставался вот уже два десятка лет. И приступил к размышлениям. Точнее, к интервью, которое он давал сам себе в процессе поиска истины: такая форма стала для Кудрина абсолютно органичной и очень помогала вылавливать зацепки и детали.

– Что мы имеем?

– Миклачев Анатолий Зотович, 33 года, юрист, небольшой частный бизнес. Родился в районном центре Козловске в семье милиционера и парикмахерши. Единственный сын в семье. В школе учился на отлично. Учителя отмечали работоспособность, прилежание, цепкую память, терпение. При этом был замкнут, близких друзей не заводил. Привлекателен внешне, что вызывало повышенное внимание девочек. Если и были отношения с кем-то из них – не афишировал. Судим в 1997 году, сразу после окончания юрфака, за непредумышленный наезд на пешеходном переходе со смертельным исходом. Срок о-очень гуманный – два года условно и 200 тысяч компенсации.

– Как тебе такая человечность козловской районной Фемиды?

– Да, могут пожалеть, когда хотят. Во сколько, интересно, обошлось папаше – менту спасение юного отрока? И кто судил? Надо выяснить. Дальше… Симпатичный, пользовался успехом у одноклассниц.

– Имеет значение?

– Еще какое! Этот успех получил развитие. Опрошенные, коих было немного, отмечают, что подруги у Миклачева водились обычно эффектные или просто роскошные. Не слишком часто, но постоянно менял. Он явно искал совершенства, шел к идеалу. Согласен?

– Вспомни, свидетели видели его и с простушками, серыми мышками. Но таких случаев два или три. Так или иначе всех, кто прошел через его постель за долгие годы, начиная с пубертантного периода, не обнаружишь и не опросишь. Галерея, видимо, впечатляющая.

– Но кто последняя?

– Салахова Анна Саидовна, 1981 года рождения, филолог, преподает в институте, она же клиентка, бракоразводный процесс с мужем Салаховым Тимуром Тагиевичем. Опрошена и проверена только на предмет алиби. Все в порядке. С мужем почти нет конфликта. Она ничего не хочет, кроме дочери, алиментов и машины. Он согласен, кроме машины. Не злобятся, разбираются мирно. Небогатая семья. У него любовница, он хочет быстрее развестись и жениться, вот и все.

– Отрезанный член как месть за неверность, измену – возможно? Запросто! Стало быть, шерше ля фам или, наоборот, шерше ля мужика-мстителя с бородой и кинжалом. Стало быть, надо копать интимные связи?

– Надо. Но где же взять столько народу и времени… До морковкина заговения, до второго пришествия копать будем. Найти каждую – отдельное следствие с сомнительными шансами на успех. Безумие. У него что – при всяком свидании друг со свечкой стоял или учетная запись велась? А может, бросить клич, в газетке дать объявление: просьба всех спавших с Миклачевым Анатолием Зотовичем явиться к следователю Кудрину… Но деваться – то некуда. Начнем с Салаховой. И еще хотя бы пять-шесть последних пассий этого несчастного мужика найти надо.