Игорь Ассман - Катастрофа

– Мне кажется он умнее вождя, вернее, дальновидней. Но он не силен в охоте, и, так же как и остальные слепо тому подчиняется. Попасть к нему на аудиенцию можно только после разговора с вождем, вернее после его разрешения. И на вид он такая же обезьяна, как и все остальные. Хотя, по первой его просьбе вождь незамедлительно встречается с ним, значит, уважает.

– Может тот дает ему дельные советы, ведь ты сказала, что шаман дальновидней?

– Может, даже, скорее всего. – Эли пожала плечами. Я живу недалеко от вождя, там есть три вигвама, если их можно так назвать, по шесть девушек в каждом. – Вдруг она резко изменилась. Опустив голову, она стала просто плакать. Сначала Том замечал одиночные капающие слезы, потом их стало больше, а под конец затряслись плечи. Эли просто рыдала.

Том придвинулся и обнял ее за плечи. Он пытался что-то говорить, гладил девушку по голове, но успокоилась она лишь через четверть часа. Плача не было, но она не поднимала головы. Том терпеливо ждал.

– Ладно, – послышалось ему, – я должна тебе все рассказать. Я не соврала тебе ни в чем, просто не все сказала. Поверь, мне трудно это говорить. Ты спрашивал меня, почему меня оставили, одну из всех? Нет, не из-за мачете. Оно сохранило мне лишний день моей жизни, не больше и не меньше. Видимо на решение моей судьбы повлиял тот же шаман. Я тебе уже рассказала о структуре племени. Видимо и шаман уже давно понял, что к чему, и сделал выводы такие же, или похожие на наши. Число женщин, вернее станков-воспроизводителей становилось все меньше, соответственно падало и количество людей в племени. Родившихся девочек берегли как зеницу ока. Не знаю, с чем это все связано. Может с генетикой, или кровосмешением, или еще с чем-то, но факт был на лицо. Вождь наверняка не задумывался об этом. Вождь, но не шаман. Видимо перед решением, что делать со мной у них состоялся разговор, после которого меня оставили, то есть не повели к речке. Но лучше бы повели. – Эли затихла, а у Тома было предчувствие, что он вот-вот услышит что-то горькое и грязное, и не ошибся.

– В ту же ночь, – Эли говорила уже почти шепотом, – меня повели к вождю и распяли как Христа прямо на земле в его хижине с помощью лиан и колышков. Потом …., – она всхлипнула, – эта горилла чуть не задавила мое тело своей тушей. Я кричала и извивалась, но куда там. Он изнасиловал меня, быстро и брезгливо. Потом еще раз, и еще….

– Успокойся, – сказал с горечью Том и сплюнул в сторону. – Скотина! Я бы пристрелил его первого, если бы только смог. А почему брезгливо? – он сам не знал, зачем он спросил это.

– Им нравятся только свои женщины. Толстые, со свивающимися грудями, черные и с обезьяньей мордой. Он насиловал меня, но морально насиловал и себя. Я была ему омерзительна, я чувствовала это. У него не было ко мне никакой, даже животной похоти. Поэтому каждое насилие было быстрым. И после каждого он обмывался водой, как от прилипшей грязи. Извини Том, давай закончим на этом, я больше не могу….

– Эли, забудь, – сжав зубы, грустно сказал Том. – Меня никто не насиловал в жизни, но я читал и видел по телевизору, что многие жертвы потом или кончали с собой, или просто сходили с ума. Ты же выдержала и живешь с этим пять лет.

– Выдержала?! – Эли подняла голову, и зло на него посмотрела. – Ты думаешь, это можно выдерживать?!

– Извини, – Тому стало больно, – у меня просто вырвалось. Я больше не буду.

– Да, я выдержала. Но на утро, когда очутилась в своем вигваме, тут же попыталась повеситься с помощью тех лиан, которыми меня распяли там, на земле. Их разрезали, но они еще болтались на моих запястьях и щиколотках. Я связала их, и пока все еще спали, сделал петлю и…. К сожалению, она не выдержала. Нет, не лиана, а мои узлы. Другие женщины проснулись, а меня уже через полчаса перевели в одиночку. Хижин в деревне много, ведь население упало. Ко мне приставили воина, он спал в той же хижине и не отступал от меня ни на шаг, даже когда я выходила в туалет, вернее в лесок, просто отворачиваясь. Так продолжалось два месяца, пока я не осознала, что беременна. Но тогда ко мне приставили еще одного воина, только снаружи. Да, я поняла их замысел. Видимо шаман посоветовал вождю испробовать этот вариант. Наверное, он и раскрыл ему ту статистику, или ее часть, о которой я тебе уже рассказала. Из меня решили сделать такой же станок, только брезгая им же, унижая его, и ожидая лишь продукции, которую он мог дать. Тебе это не понять, Том…. – Эли не плакала, но говорила с такой грустью и болью в голосе, что у Тома просто заболело сердце. Оно горело, и Том пытался незаметно его массировать, благо, что Эли не поднимала голову.

– Ты была замужем? – просто спросил он.

– Была. Пять лет. А потом развелась. Он был хороший, и он был моим первым мужчиной. У нас не было детей, ведь дома я проводила лишь два месяца в году. Иногда три, а остальное время – экспедиции, раскопки, командировки. Какие дети могут быть в такой семье, вернее при такой матери?

– Эли, а что было дальше? – Осторожно, и как можно мягче спросил Том.

– Я родила девочку и кормила ее три месяца. А потом ее забрали, поселив в хижину детей или подростков. Я редко вижу ее, и она понятия не имеет, кто ее мать. Она получилась мешанкой, темная, почти черная, но лицо у нее было моим, не обезьяним. В тот день, узнав, что я родила девочку, ко мне пришел даже вождь и похлопал меня по плечу. Он был рад, что в племени появился еще один будущий станок-воспроизводитель. А через три месяца все повторилось опять: та же хижина вождя и все такое. Я опять забеременела, но через девять месяцев родила мальчика. Его забрали уже на следующий день и больше я его никогда не видела. Том, ты не знаешь, что чувствует женщина, когда у нее перегорает молоко. Я истекала им, но до меня никому не было дела. К тому времени я уже хорошо знала их язык и однажды не выдержала и попросилась к вождю. Естественно я хотела знать, что стало с моим сыном, но разговор получился коротким.

– Твой сын – это смесь настоящего охотника с уродливой никчемной расой. Из него никогда не вырастет настоящий охотник, ни воин. Тогда, какая же от него польза? Забудь, и рожай девочек.

Я поняла, что его отнесли к той же реке и выбросили. Я уже знала ход мыслей вождя, и ни в чем не сомневалась. Наверное, месяц я рыдала, а через два все повторилось. Потом я опять родила мальчика, и все повторилось, как и тогда, он исчез на следующий день. За пять лет в племени я больше никогда не родила девочку. А месяц назад вождь вызвал меня сам.

– Вью, – сказал он мне, – от тебя нет никакой пользы, твои мальчики никому не нужны. – Они все называли меня этим именем, Вью. Он переводится с их языка как протухший. Но мне было все равно. – Я не хочу больше осеменять тебя, мне это противно. Я еще подумаю немного и решу. Или избавлюсь от тебя, или отдам тебя остальным мужчинам. Но если и после них ты не родишь девочку, от тебя уже точно не будет толку. Мы ведь кормим тебя, уже пять лет, а что ты дала взамен? Одну девочку? Это хорошо. Но пять лет твоего содержания не оправдывает даже ее. Ты поняла?