Михаил Огарев - Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия

– Старикашек и старушенций с насиженных, теплых рабочих местечек надо как можно скорее гнать под зад пинками, пинками! – грозно объявила Наталия Вертения и воинственно грохнула «носорогом» по столу, целя в громадную черную муху, некстати начавшую прихорашиваться. Удостоверившись, что попала, она небрежно смахнула бренные останки прямо мне на колени, а суму деловито вытерла о диванное покрывало. Глянула – скривила губы, плюнула на кожу и принялась ею снова усиленно возить по дивану. Вторично ознакомилась с результатом и удовлетворенно причмокнула. Продолжила:

– А сэкономленные таким образом денежки частично отдать мне… нам! В качестве компенсации за переработку. Такое ведь уже было?

– О, Натали, очень давно! Доплата за одиночную работу составляла пятьдесят процентов от ставки. Потом снизили до тридцати. Потом до десяти. Потом переработку запретили вовсе.

– И напрасно! Я и одна-одинешенька прекрасно управляюсь! От бабушки Мелении никакого толку, ты же хорошо это знаешь!

Я отлично знала, что в действительности всё обстояло как раз наоборот, но поправлять разгоряченную в своем праведном гневе Наталию, естественно, не стала. Как и напоминать очевидную истину: когда у нас порядок, то и одному смотрящему, по сути, делать нечего, а вот в случае аварии иногда и впятером можно не справиться. Правда, аврал случается редко, но…

– …но ведь туповатое начальство разве переубедишь? Погоди, вот кто-нибудь из наших склеротиков «хлопнет» как следует, тогда наверху зачешутся, да поздно будет!

И такое происходило. Лет пять назад, когда несносной обличительницы здесь и в помине не было. Причем не просто «хлопнули», а, выражаясь тем же самым жаргоном операторов, «раздели установку до ребрышек». Правда, сделал это не хилый пенсионер, а здоровенный вольноотпущенник в самом расцвете лет, из самнитов. И причина скрывалась не в возрастном склерозе, а в так называемом «натуральном греческом» крепостью градусов под шестьдесят, коего было откушано на ночь глядя явно сверх меры…

– Если уж мечтать, так ни в чём себе не отказывать! – усмехнулась я. – Тогда не мешало бы еще и перестроить режим нашей работы. Сутки через трое куда выгоднее, чем двенадцатичасовые смены по скользящему графику!

– Разумеется! – важно согласилась Наталия и, наконец, встала. – К примеру, я вот честно отпахала сегодняшнюю ночку, притомилась ужасно и теперь вместо плодотворного использования дневного времени вынуждена буду отсыпаться чуть ли не до вечера! С трудом поднимусь часиков в десять – это по римскому времени, а по-нашему, стало быть, в пять пополудни – отобедаю на один зубок, ибо вот уже полгода не чувствую никакого аппетита… Только-только начну заниматься хозяйством, как глядь – уже и полночь! Придется снова принимать привычное горизонтальное положение, вот один выходной день, считай, и потерян. Безобразие!

– Насчет «привычного горизонтального» подмечено страсть как верно! – (эта ехидная фраза прозвучала со стороны двери). – Кстати, ты по-прежнему отдаешься многочисленным любовникам исключительно лежа на спинке или для разнообразия иногда переваливаешься на бочок? Рекомендую!

Мне, как и слегка покрасневшей Вертении, не было нужды поворачивать голову, дабы удостовериться, что у входа, занимая своей мощной, неохватной фигурой весь дверной проём и еще прилично сверх того, стоит моя аппаратчица мавританка Шурейра – ее, как обычно, выдавала крутая смесь невообразимых косметических ароматов, среди которых явственно выделялся резкий запах трехзвездочного мавританского коньяка. Дешевая подделка, между прочим.

– Не твое собачье дело, дура невоспитанная! – с достоинством ответила Наталия и показала язык. Не решившись, однако, после грубого замечания идти на возможный физический контакт с загородившей ей дорогу Шурейрой, она ловко выскользнула из комнатки через боковое окошко. Затем снова показалась в нём, перегнулась через подоконник и подхватила свою суму. Выпрямилась и громко оставила за собой два последних слова. Они, естественно, предназначалось для мавританки и были такими:

– Извращенка черномазая!

Беззлобно фыркнув, Шурейра бочком-бочком протиснулась в помещение и очень осторожно присела на краешек дивана. Послышался истерический скрип и треск, сиденье ощутимо перекосилось.

– Моя Шушечка сегодня воинственно настроена! – весело заметила я, быстро возвращая ей порно-папирусы. – А с чего бы это?

– Семейные неурядицы, – ответила аппаратчица и раскатисто вздохнула. – Кстати, они косвенно и тебя касаются.

– О! И в какой степени?

– Зависит от настроения. Скажи, чего тебе сейчас больше хочется: покоя или перемен?

Я с подозрением вгляделась в черную, блестящую физиономию Шурейры, очень похожую на пустотелую карнавальную тыкву, которую щедро вымазали ваксой, и неопределенно повела плечиками:

– Зависит от дополнительных факторов. Если покоя, то при условии его периодических модуляций, а что касается перемен – только при положительной вариативности…

– Не умничай, душечка, – хмыкнула Шурейра и уселась поосновательнее, вследствие чего я плавно съехала к ее крутому бедру. – Не забывай, что твоя сослуживица гимнасиев не кончала, и, между прочим, ее здоровью это пошло на пользу!

– Не здоровью, а исключительно здоровому аппетиту, – возразила я, тщетно пытаясь отодвинуться от горячего Шушечкиного бедра на прежнее расстояние. – Что весьма спорное достоинство! Ты же работаешь, главным образом, для услады собственного ненасытного брюха! Точь-в-точь, как наш спец по соединениям и разъединениям… Кстати, вот и он.

Розовый утренний свет в окне померк: вместо него в течение нескольких секунд мы могли лицезреть только великанский живот спеца нашего, Самсония Сычия. Живот внушительно колыхнулся и, прогудев обычное: «Приветик, цыпочки!», неспешно поплыл дальше по коридору. Шурейра с уважением глянула ему вслед.

– Мужчина в моем вкусе! – сообщила она и томно потянулась. – Жаль, что женат, а не то я его соблазнила бы со всеми дальнейшими последствиями… Сомневаешься?

– Сомневаюсь. Тоже мне обольстительница нашлась – в сорок с лишним годочков! Вот у молодой твоей сводной сестрички это наверняка получится.

– Еще как! Вчера выяснилось, что Полиния на пятом месяце, к чему ее супруг господин Марк Гальваний не имеет ни малейшего отношения, ибо уже свыше полугода прохлаждается в Британике на предмет возобновления торговых операций по линии филиала парфянского ростовщического дома «Наследники Марка Красса». Вот та самая семейная неурядица, которая затрагивает нас обеих.

– Значит… значит, Пышечка ушла в декрет? Причем значительно раньше времени? И я осталась без напарницы?!