Стюарт Макбрайд - Колыбельная для жертвы

– Она свет и тьма, и она дома сегодня вечером, потому что она – Сияющая Девочка…

Я начал сползать вниз, пока не опустился спиной на холодный кафельный пол. Прижал к груди пульсирующее болью запястье.

О господи, болело все …

Вокруг образовалась толпа, люди пялились, переговаривались. Некоторые, вытащив мобильные телефоны, снимали меня, покрытого кровью и битым стеклом. Потом кто-то протолкался через толпу:

– А ну-ка отойдите, ему дышать нечем. Расступитесь.

– А вас что, начальником назначили?

– Я медсестра, идиот, говорю тебе – отойди в сторону, пока я тебя на задницу не посадила перед твоими дружками.

Я моргнул и уставился на нее. Лицо знакомое. Широкий лоб, маленькие глаза, волосы собраны в конский хвост, светлые пряди прилипли к разгоряченному лицу. Футболка с пятнами пота под мышками и между грудей, белые шорты и кроссовки. Широкие бедра и толстые ноги. На шее полотенце с девизом «ПРЕВРАТИМ МИЛИ В УЛЫБКИ!!!».

Она моргнула в ответ:

– Инспектор Хатчесон? Черт возьми… Что с вами случилось?

– Хендерсон. Не Хатчесон.

– Да, конечно, извините. – Опустилась рядом со мной на колени. Взяла мою голову в руки и пристально посмотрела мне в глаза: – Вас тошнит? Голова кружится? В ушах звенит? Болит голова? Сознание мутится?

Я схватил ее за руку:

– Кто вы?

– Так, все понятно с сознанием. Я – Рут. Рут Лафлин. Подруга Лоры Страхан. Вы приходили на квартиру после того, как ее нашли, помните? Говорили с медсестрами.

– Она все еще жива?

– Конечно жива. Ее выписали из больницы две недели назад. – Рут наклонилась, подложила одну ладонь мне под затылок, другой надавила на грудь. – А ну-ка, давайте ляжем на спину… Вот так. Знаете, вам повезло, что я здесь оказалась. Сотрясение может быть очень серьезным.

Из вокзальных громкоговорителей забубнил гнусавый голос. Слова эхом разносились над головами, пока не стали едва воспринимаемым на слух набором гласных звуков, безуспешно боровшихся с гремящей на весь вокзал песней.

– …от шестой платформы отправлением тринадцать семнадцать отходит пассажирский поезд на Эдинбург…

Господи ты боже мой, почему Рона не сказала им отменить отправление поездов? Пройдет всего пятнадцать минут – и он уже в Арброат. А в Данди – через двадцать пять.

Еще не поздно – всего лишь позвонить дежурному и послать патрульные машины на ближайшие станции. И схватить ублюдка, когда он будет сходить с поезда…

– Инспектор Хендерсон?

Пальцы, черт бы их побрал, отказывались работать, рация выскальзывала…

Вой сирен прорезал окончание объявления. Должно быть, поддержка, которую я вызвал. Опоздали, как всегда.

– Эй?

Из стихающего звука сирен выплыли черные и желтые точки, выросли, расширились во все стороны, заслоняя собой стеклянную крышу вокзала за головой склонившейся надо мной Рут Лафлин. Она смотрела на меня и хмурилась. Потом все погрузилось во мрак.

– Инспектор Хендерсон? Вы меня слышите? Сожмите мне руку, сильно, как только можете… Инспектор Хендерсон? Эй?

Я прикрыл дверь в комнату Элис и прошел по коридору к своей комнате. Она была маленькая, но функциональная, достаточно большая для двуспальной кровати у стены, комода и платяного шкафа. Пара темно-синих штор с такими же складками, как и у штор в гостиной. На полу рядом с кроватью дешевый электронный будильник с радио показывал 00:15.

Моя камера в тюрьме была больше этой комнаты.

На одеяле лежал старомодный латунный ключ с привязанной к нему картонкой на ленточке. Кривой почерк – «ДУМАЮ, ТЕБЕ ЭТО МОЖЕТ ПРИГОДИТЬСЯ».

Ну да…

Повернулся. Замок в дверь спальни был вставлен совсем недавно – половицы под дверью покрывала опилочная перхоть, там же валялось несколько щепок. Ключ легко вошел в замочную скважину, я повернул его, и задвижка с клацаньем встала на место.

После двух лет взаперти этот звук действовал до странности умиротворяющее, особенно под аккомпанемент приглушенного храпа Хитрюги из-за стены.

Ноутбук отправился на кровать, я разделся, аккуратно сложил одежду и положил ее на комод. Привычка.

Взял сверкающий новизной мобильник и набрал номер, написанный на бумажке, которую дал мне Хитрюга.

Гудки, гудки, гудки…

Подошел к окну, приоткрыл одну из штор на пару дюймов. Бетон, мрак и уличные фонари. По саду через дорогу кто-то крадется, освещая себе путь фонариком. Пусть тебе повезет, и ты сможешь найти что-нибудь пристойное в этих краях, что можно будет спереть.

Потом щелчок, и в трубке зазвучал сонный голос:

– Алло? Алло, кто это?

– Вы Алек?

Хруст, шипение, потом глухой стук.

– Вы представляете, который теперь час?

– Мне кое-что нужно. Завтра. Полуавто…

– Вы, наверное, ошиблись. Я оказываю духовное наставничество заблудшим душам. Вы заблудшая душа, нуждающаяся в наставничестве?

Ах да. Конечно. Осторожность. Наверное, весьма неплохое качество для торговца оружием.

– А вы как думаете?

– Думаю… Я думаю, что вы встали на опасный путь. Что жизнь ваша пошла не так, как вы хотели. Что мрак окружает вас.

Еще бы, иначе за каким чертом мне нужен пистолет?

– И что теперь?

– Думаю, вам следует прийти ко мне. Мы сможем помедитировать над вашими затруднениями. Выпьем травяного чая. Найдем суть душевного конфликта у вас внутри. – Сдавленный зевок. – У вас есть бумага и ручка?

Я прилепил бумажку Хитрюги к оконной раме. Подошел к гардеробу, вынул ручку из кармана куртки:

– Диктуйте.

– Слейтер Кресент, тринадцать, Блэквол Хилл, ОС12 3РХ.

– Когда?

– Завтра я оказываю духовное наставничество с девяти до семнадцати. Во время ланча могу выйти в магазин, но в остальное время…

– О’кей, завтра.

– Мир вам . – Положил трубку.

В нескольких улицах от дома взвизгнул в небо фейерверк, с грохотом и треском вглядываясь в ночь злобным красным глазом.

Мир – это было совсем не то, что я имел в виду.

Задернул шторы, залез под одеяло и включил ноутбук. Поставил его себе на грудь и устроился поудобней, чтобы продолжить смотреть Окутанную мглой .

Лора Страхан идет по Хай-стрит, игнорируя красоту окружающих зданий, превращенных в благотворительные магазины, книжные лавки или просто в места, где можно получить микрокредит или заложить драгоценности.

– Что случилось со мной той ночью и в следующие два дня… все очень скользко, трудно за что-нибудь ухватиться. Как будто это было не со мной. Как будто это происходило с кем-то другим в кино. Все слишком большое, больше, чем в жизни, и как будто ненастоящее. В этом есть какой-то смысл?

Может быть, именно этим объясняются странные характеры и дрянные диалоги?