Стюарт Макбрайд - Колыбельная для жертвы

Я бросил на него еще одно полотенце, взял две пустые бутылки из-под шампанского и то, что осталось в бутылке виски из супермаркета. Отнес на кухню и поставил рядом с электрическим чайником. Взял из раковины таз для мытья посуды.

Когда я вернулся в гостиную, он лежал, распластавшись на спине, и храпел так, что воздух вокруг вибрировал. Полотенце, оно же одеяло, сползло на одну сторону, обнажая громадный бледный волосатый живот. Храп на пару мгновений прервался. Хитрюга прохрипел что-то вроде имени и снова захрапел.

– Несчастный придурок. – Набросил на него полотенце. – Постарайся не захлебнуться в собственной блевотине посреди ночи, ладно? – Выключил свет. Закрыл дверь. Оставил его наедине с самим собой.

Шум смываемой воды в унитазе. Кто-то полоскал рот. Сплюнул. И наконец в прихожую нетвердым шагом вошла Элис.

Клетчатая пижама застегнута криво, левая сторона на одну пуговицу выше правой. Спутанные волосы торчат в разные стороны.

– Бррр…

– Давай-ка в койку.

Приложила правую руку к виску:

– Как-то не очень хорошо себя чувствую…

– Ну да, а кто в этом виноват?

Дверь в ее спальню была раскрыта. Небольшая комната с односпальной кроватью, гардероб и маленькая прикроватная тумбочка. Центральное место в комнате занимал плакат с картиной Моне, сплошь зеленые, синие и лиловые цвета.

Забралась в кровать, натянула пуховое одеяло до подбородка:

– Бррр…

– Пол-литра воды выпила? – Поставил на пол таз, ей под голову. Если не промахнется, завтра утром пол не будет заблеван.

– Эш… – Пару раз чмокнула губами, как будто пробовала что-то горькое. – Расскажи мне сказку.

– Ты что, шутишь?

– Хочу сказку .

– Ты взрослая женщина, и я не рассказываю сказок…

– Пожаааааалуйста!

Серьезно?

Посмотрела на меня, моргнула, под налитыми кровью глазами серые мешки.

Вздохнул:

– Ладно. – Уселся на краешек кровати, убирая вес с правой ноги. – Давным-давно жил-был на белом свете серийный убийца, и звали его Потрошитель. И любил этот самый Потрошитель зашивать игрушечных кукол в живот медицинским сестрам. Но не знал он, что охотится за ним храбрый полицейский.

Улыбнулась:

– А полицейского звали Эш, правда? Его ведь так звали?

– Кто сказку рассказывает, я или ты?

Я врезал по двери, распахнув ее настежь. Обогнул толпу старых пердунов в домашних халатах и шлепанцах, окутанных облаками сигаретного дыма.

Куда, черт возьми, он…

Вот, по другую сторону низкой стены, отделяющей каслхиллскую больницу от автомобильной парковки. Беременная женщина, выкрикивая ругательства, колотит по окну древнего «форда-фиесты», с ревом отъезжающего от обочины.

Ругань у меня за спиной – это констебль О’Нил врезался в толпу куривших пенсионеров, лицо раскраснелось, на щеках блестит пот.

– Вы его взяли?

– Я что, твою мать, похож на того, кто его взял? Давай за машиной. БЫСТРО!

– О господи…

Он неуклюже вскарабкался на низкую стену, направляясь к нашему ржавому «воксолу», припаркованному на двойной желтой, как раз в том самом месте, где остановка запрещена.

Беременная женщина стояла посреди дороги, грозя кулаком вслед «фиесте», которая, виляя, выезжала через ворота больницы на Нельсон-стрит.

– ЧТОБ ТЫ СПИД ПОДХВАТИЛ И СДОХ, ВОРЮГА ПРОКЛЯТЫЙ!

Я затормозил рядом с ней:

– Вы его лицо хорошо разглядели?

– Он, сволочь, мою машину украл! Вы видели?

– Вы узнаете его, если увидите снова?

– У меня собака в багажном отсеке! – Закрыла руками рот. – ТОЛЬКО ВЕРНИСЬ СЮДА, ЗАДРОТ ЧЕРТОВ!

Патрульная машина с визгом рванула от бордюра и остановилась, скрипя тормозами, на противоположной стороне дороги. О’Нил опустил стекло:

– Он уходит.

Я указал женщине на больницу:

– Не уходите отсюда, пока с вас не снимут показания, поняли? – Потом подбежал к машине и запрыгнул внутрь. Хлопнул дверью. Ударил О’Нила по плечу: – Дави на газ!

Он так и сделал, и старый «воксол» рванул вперед в облаке дыма от покрышек.

Вырвались на Нельсон-стрит, едва не столкнувшись с малолитражкой. Водитель нажал на гудок, глаза на лоб вылезли, рот перекосило от ужаса.

О’Нил удержал машину – обе его руки намертво вцепились в руль, зубами закусил нижнюю губу – и погнал ее вверх по холму. Мимо окон понеслись газетные киоски, магазины с коврами и парикмахерские. Я вцепился рукой в ремень безопасности, врубил сирену с мигалкой.

Сирена взревела, заглушая рев мотора, и мы понеслись по дороге, рассекая предобеденный трафик.

Взлетели на вершину холма. Я вытащил рацию и заорал в нее:

– Чарли Хоутел Семь вызывает Базу, мы преследуем Потрошителя. Двигаемся в восточном направлении по Нельсон-стрит. Перекройте дорогу. Он в коричневом «форде».

Пауза, потом на линии захрипел голос с сильным акцентом уроженца Данди:

– Вы что, напились?

– Срочно высылайте на место подкрепление!

«Воксол», проскочив вершину холма, метра три пролетел по воздуху и снова шлепнулся на асфальт. О’Нил сидел за рулем, вывернув плечи вперед и держа руль в прямых руках, как будто толкая машину, придавая ей дополнительную скорость.

– Вот он! – Я ткнул пальцем в ветровое стекло.

«Фиеста» исчезла в тоннеле под дорогой.

Нас разделяло секунд тридцать. Сверху над нами громыхало шоссе, а О’Нил все прижимал и прижимал к полу педаль газа. Вой сирены эхом отзывался в бетоне. Снова выскочили на свет.

– Почти догнали…

Теперь нас разделяли секунды четыре, не больше. «Фиеста», едва не сбив женщину на мотоцикле, проскочила на красный в том самом месте, где Нельсон-роуд пересекает Кэнард-стрит, и понеслась наперерез пассажирскому автобусу. Он врезался прямо в «фиесту», со стороны переднего пассажирского сиденья. Машину подбросило в воздух метра на полтора, закрутило и швырнуло на столб светофора.

– Черт! – О’Нил врезал по тормозам. Выкрутил руль влево, отчего зад машины занесло и она заскрипела шинами по булыжнику.

А потом все пошло, как в замедленной съемке. Цвета стали яркими и резкими, словно высвеченные декабрьским светом. Женщина с коляской, рот раскрыт в безмолвном крике. Мужчина на верхней ступеньке лестнице рядом со входом в книжный магазин, рисовавший граффити на стене. Маленькая девочка, выходившая из кондитерской, застывшая с надкусанным пирожным во рту. Фургон «Транзит», водитель давит на гудок – и мы врезаемся прямо в него.

Удар был словно выстрел из дробовика – кубиками триплекса засыпало весь салон «воксола». Машина опрокинулась набок, на мою сторону, я повис на ремне безопасности, потом сдетонировали подушки. Окружающий мир заполнился белым и вонью от фейерверка. Потом машина снова встала на колеса, покачалась, и осколки триплекса дождем застучали по моей коже. Ноздри забило запахом пыли, подушек безопасности и бензина.