Игорь Олен - Погреб. Мистическая быль

– Как хочешь… – Тип дымил сигаретой. – В зоне был Кнут, слышь… Ваш тот бугай-то, в берцах солдатских…

– Влас? – вставил Дима. – В бриджах?

– Влас-выюбас… Он чё, а? всех круче? Мне – не кури, то, это… Он вас и сцать водит строем? вместе с чувой вашей? Он её порет, мля, зуб дам! Вы, мля, вернётесь – он её… – Паренёк подмигнул им.

Пачкает место Лены и своим хамством пачкает вообще салон, вник Дим! Гад ищет ссоры и задирает их.

– Это… дай-ка мне сотовый, – наклонился вдруг паренёк к нему. – Корифану, слышь, в Тулу. В зоне с ним были… Песня есть, сердце плачит, грустит ! В переулки , где урки , Мурка в кровях лежит … – спел он. От паренька пахло куревом, пóтом. Но Дима дал ему свою трубку.

– Хрен просцышь эти ваши приборчики… Шóфер, слышь ты? музло глуши.

Паренёк минут пять болтал с «Михой», брякнув: он с «фраерами» -де в «джипаре крутом». – Миха, сам … Тут такое… – вёл он. – Ведьмин Кут сделает… Ну, до стрелки, брат… Звякну, как… Чё забыл сказать…

Он болтал. Джип стоял на футбольном, том самом поле. Бегали парни; девы курили подле скамейки, томно и грустно. Зной изводил всех.

Гид отдал трубку.

– Чё косоротишься? Не щемись!

– Я… нет! – Дима сбился, зная, что антипатия к пареньку открылась. – Не косоротюсь.

– Нишкни, мля, – выдал тот, между тем как довольный Макс спрашивал:

– А магаз где?

– Где? А в м@нде за мостом ларёк.

– Фотаем? – И, достав полароид, Макс, велев Диме «фотать», вылез в зной в майке, не прикрывавшей мощь бицепсов, шарокатность грудных мышц и икр. – Эй, вы, фотик есть! – звал он.

Хмыкая (девы с радостью), собрались к нему, вставшему в центре, и Дима щёлкал всех, щурясь в солнце. Главным на снимках был – красавéц меж уродцев – Макс. Даже стриженый здоровяк, хоть вровень с ним, представал человеко-бревном.

– Муйня! – Паренёк с хорьковидным лицом смял снимок. – Хрень, не умеешь.

– Ладно… Скосить бы! – вёл Макс. Не поняли. Он, купаясь в симпатиях одуревших от зноя пьяненьких дев, добавил: – Нам бы косца ещё. Есть, кто выкосит к речке в Ведьмином Куте?

– Кто-кто… Пихту дед… – вставила дева в джинсах, коя и в первый раз, Дима помнил, не соглашалась, чтоб их в послали в Кут.

– Как так?

Взор её дрогнул. – Ну, не пойдёт никто, – повторила. – Я ведь сказала.

Видно, что добрая, хоть с печатью положенных здесь веселий: пьянством да сексом и пошлой музыкой. Изо всех, Дима чувствовал, лишь она, дева в джинсах с неприбранной на лбу прядью, к ним расположена. Из-за Макса. Он ей понравился.

– Место тёмное… – дева молвила, опустив глаза и беря сигарету. – Зря вы там…

– Косу даст кто? Сам скошу. – Макс изрёк и представил, как звучит лихо: он, москвич, косит . – Даст кто? Не даст?

– Чёб косу порвать? – Паренёк хорьковатого вида сплюнул. – Разве за тыщу.

– Много! – скалился Макс-дурак. – Я в аренду беру ведь; в лизинг.

– Фря тебе лизинг. А косу – тыща.

Местные ржали.

Макс посмеялся – и согласился.

Мальчик помчал за обшарпанный клуб, к избе. Перебалтывались в ожидании, так как тысяча – это водка. Даже пять водок и десять пива, то есть возможность продлить тусню.

Дима понял: Макс глупит страшно, ибо готовность за час косьбы выдать тысячу говорит: у них денег немерено. Это вызов. Сельские могут их грабануть (сами либо наводкой). Влезут к ним ночью, кончат всех да сбегут. Трупы будут лежать. Годами. В Ведьмин Кут ведь не ходят; дева сказала: место дурное… Макс разжёг зависть соло с мячом и джипом за два лимона; жар подогрела вылезшая – купаться-де – в стрингах Лена. Тысяча за наём косы понт венчает: типа, мажорчики из Москвы с проституткой, что заголяется при чужих; знать, хочет …

Макс балагурил, чтобы блеснуть, не видя, как парни хмыкают.

Мальчик прибыл с кривой, ржавой, порванной в пятке узкой косой на кривом, почернелом косье.

– Отточится. Клёво косит! – щерились местные. – Коса злая!

Макс расплатился, но хорьколицый деньги вернул. – Кент, ехай, и мне шесть водок, да ещё пива. Сдачу себе возьми.

Все заржали, – все, кроме Димы. Макс согласился, так и не вникнув, что уронил лицо.

Тронулись вниз к мосту, дальше – вверх к шлакоблокам.

Зной достиг пика. Пыль вилась страшная, всё в пыли. Ни души. Куры – в ямках, клюв нараспашку, а крыло веером. Пахло битумом. Псы не лаяли, провожая джип. Воздух зыбился. В деревянном ларьке близ железной колонки, полки за пыльным стеклом жёг луч. Выбрел в белом халате некто, возраст за семьдесят. Он их выслушал и пришёл вскоре с пивом и прочим в коробе на тележке. Всё было тёплое.

– Пиво, – скрёб он небритую скулу, – держим в тени всегда. В солнце химия не пивная. То есть в сенях стоит. Короб – ваш, взяли много… Чьи вы?

Дима не понял.

– Ну, вы к кому тут?

– Стылого нет? – встрял Макс. – Я о пиве.

– Был припас, разобрали. Бегают пиво пить, дифицит. Анамальность.

– Люди где? – вёл Макс. – Вымерли Ивицы. Лишь подростки.

– Люди где? – толковал старик, провожая их к джипу. – Кто молодые – все на работе. Ну, а кто старше или кто в отпуске – по домам сидят. Шантрапа футболистит… Вы в холодильник… а лучше в речку. Речка-то где от вас? Вы к кому тут приехали?

– К ведьме в Кут, – Макс рывком поднял короб в багажник. – Слышал?

– Вы тогда пиво-то – в ведьмин погреб, разом остынет… – хекнул дед, сдав им сдачу. – Ваши пять пятьдесят… Порядок?

– Где ж её погреб? Мы не приметили.

Сдав им сдачу, дед быстро глянул из-под бровей. – Учёные? Экспедиция?

– Что? – бросил Дима, вытерев пот со лба. Беспокойства усилились.

– Странности в том Куту… – старый начал, но перебит был Максом:

– Мы не научная экспедиция. Отдохнуть сюда прибыли; футболисты совет дали, те, что у клуба.

– Галкин-то? Насоветует… – протянул старик. – Только б жульничать… А не слушали бы шпану.

– Что с погребом? Где он?

– Где?.. Я про погреб зря, к слову… – Дед отмахнулся. – Погреб – внизу он. Рядом лощина. Там он, в конце как раз. Заросло, и не видно… Лучше вы в речку, пиво-то. Домов много. Взять, к вам в последнем есть такой Васин, вы бы к нему пошли. У него б нашлось место, там отдохнули бы. И от Кута далёко… В Кут вы зазря. Кут – Ведьмин.

Дима, закрыв дверь багажника, стал стирать пыль с мизинца. – В чём дело? Что там?

Дед скрёб щетину. – Что? А поверия.

– Раз, – прервал их Макс, – село длится, где этот Васин ваш на окраине, значит, есть и путь низом? Мы знаем верхний. Низом путь есть?

– Нет, – вёл старик. – Был я мал, помню, понизу шла дорога, в сороковые. До девяностых шла. От моста до конца села, как положено. Верхняя-то – для техники: тракторóв и комбайнов, чтобы поля пахать да хлеба косить. Нижняя-то – для жителей, и с булыжником в топком месте, где родники текли… Захирело там после Ельцина, вместо нижней дороги – тропка… То ись, нельзя по ней. И была до Михеева, где был дом его… Разобрали дом. Сам он – в дом престарелых. Сложный он был, Михеев… Так вы по верхней? Правильно. В Кут по низу никак. Там горка, что отсекает Кут. Кут – за горкой, где та лощина. И у той горки склон не для джипа, танк не заедет. Только по верхней… – Дед зашагал прочь.