Максим Глухманюк - Геометрия

Затем он взял полотенце, шумно высморкался и хорошенько вытер густую седую бороду, которая доходила ему до самых плеч. Усов, в отличии от своего сына, он не носил, потому что в усах у него постоянно застревала еда, особенно майонез, который старик так любил.

– Думаешь, что имеет смысл работать в такую погоду? – спросил Дмитрий, поглядывая в грязное окно и наливая в огромную кружку кипяток, чтобы приготовить себе горячий шоколад.

– Имеет, – ответил Аркадий. – Именно благодаря таким «мелочам» наша заправка и процветает.

Затем старик закинул в рот огромную дольку лимона, поморщился и отправился шаркающей походкой к своему продавленному креслу возле печи. Сын помог отцу сесть на трон, а потом присел рядом, на скрипучую табуретку, обхватил огромную кружку горячего шоколада пухлыми руками и уставился на языки сонного пламени в печи.

– Читаю дальше? – спросил отец.

– Да, – ответил Дмитрий.

И хотя ему было страшно, он почувствовал в мрачном творчестве Лавкрафта что-то такое… Некий уют и гармонию, которые в реальной жизни редко где встретишь.

Старик очень аккуратно и бережно взял сборник рассказов в руки, отыскал нужный абзац и уже было открыл рот, как хлипкая парадная дверь распахнулась с такой силой, что грязные дверные стекла пронзительно зазвенели, лишь каким-то чудом не разбившись.

От неожиданности Аркадий выронил книгу, и она упала на пол, извергнув во все стороны облака желтой бумажной пыли. Дмитрий вскочил, ошпарив руки горячим шоколадом, но кружку он не выронил, а лишь быстро поставил на стол рядом с печкой.

Вместе с ледяным воздухом и снежными хлопьями с улицы в помещение ввалились два мальчика.

– Помогите, – прохрипел один из них. – Пож… Пожалуйста…

Несмотря на свой семидесятилетний возраст, Аркадий вскочил и быстрой скрипучей походкой бросился к внезапным «посетителям». Он двигался невероятно проворно, даже без трости, и Дмитрий, увидев это, открыл от удивления рот. Прежде, чем он успел его закрыть, прежде чем он успел сдвинуться с места, старик уже добрался до двери, захлопнул ее и склонился над парнями.

Адреналин и скрытые резервы… Даже у стариков такое имеется.

Уже через минуту полузамерзшие парни сидели на полу возле печки, прислонившись спинами к стене. Они шумно дышали и так сильно дрожали, что в барной стойке позвякивала посуда. Одежда парней вся была в снегу и крупных ледяных сосульках. На лицах у них была кровь.

– Пом… Помогите… – пробормотал тот парень, который был плотнее и ниже ростом.

– Успокойся, – сказал старик. – Теперь все будет хорошо… Успокойся.

Аркадий велел сыну принести из подвала несколько шерстяных одеял, и пока Дмитрий ходил за ними, старик приготовил две порции «своего напитка». На этот раз его руки двигались проворнее, он почти ничего не рассыпал и не разлил.

Замерзших укутали и напоили напитком (через трубочку). В буржуйку накидали столько поленьев, что огонь то и дело вырывался из печного окошка. В помещении за несколько минут стало гораздо теплее, почти что жарко.

Через несколько минут весь снег и все сосульки на одежде парнейk растаяли, и в этот момент тот парень, что был крепче, сказал:

– Мы пытались… Мы пытались, но она нас не слушала…

Дмитрий склонился над ним и спросил:

– Как ты? Чувствуешь свои ноги и руки?

Он несколько раз хлопнул по валенку и рукаву парня. Тот кивнул, облизнул пересохшие губы и тяжело сглотнул.

– Чувствую, – наконец, прошептал он.

– Ничего не болит? – спросил старик, продавленное кресло скрипело под ним при каждом его вздохе.

– Лицо… Лицо сильно жжет…

Парень, что был выше и тоньше, сильно закашлялся, а потом несколько раз чихнул, разбрызгивая во все стороны жидкие прозрачные сопли. Дмитрий взял полотенце и аккуратно промокнул капли слизи с худого раскрасневшегося лица. На щеках того проступали белые пятна – обморожения, с которых вскоре начнет отслаиваться омертвевшая кожа.

– А ты как себя чувствуешь? – спросил Дмитрий у второго, а затем и ему похлопал по ноге и руке. – Чувствуешь руки и ноги?

Тот закивал, но ничего не ответил, потому что боролся с кашлем, который так и норовил вырваться из раздраженных легких.

– Я думаю, им повезло, – сказал Аркадий. – Сильно замерзли, но руки и ноги в порядке. Жить будут. Пальцы могли… Но это подождет, им нужно отогреться, прежде чем снимать одежду.

– Я ведь вас знаю, – сказал Дмитрий. – Максим и Женя?

Парни снова закивали. Они уже почти дрожали – одеяла, печка и напиток делали свое дело, но двигаться им все еще было тяжело.

– Вы что, пришли сюда из школы? Пешком? – глаза толстячка округлились от удивления, нижняя челюсть отвисла, а лицо побледнело.

Парни снова закивали.

– Ни хера себе… – прошептал старик.

От заправки до школы №1 было почти три километра, и это если по прямой. На улице было минус сорок, а снега навалило столько, что взрослый проваливался в него почти до пояса. И снег продолжал идти. Жгучий северный ветер дул с такой силой, что обламывал толстые ветви могучих вековых кедров.

– Ни хера себе… – снова прошептал старик.

Мужчина и старик сидели, тупо уставившись на двух десятиклассников. То, что они выжили после преодоления такого пути, – это настоящее чудо. На языке и у Аркадия и у Дмитрия вертелось множество вопросов. Но задать они их не могли, потому что были шокированы.

Наконец, завывания ветра и потрескивания горящих дубовых чурбаков нарушил хриплый голос, заговорил тот парень, что был выше и тоньше (Максим):

– Ольга Сановна… Она погибла… Мы пытались ей помочь, но она нас не слушала!

И затем он заплакал, закрыв обмороженное лицо пыльным шерстяным одеялом.

Старик слез со своего скрипучего кресла, с огромным трудом встал на одно колено рядом с плачущим десятиклассником и взял его за руку.

– Успокойся… Теперь все будет хорошо… Расскажите с самого начала, что с вами произошло, и мы вам поможем.

Второй парень – Женя – не плакал, потому что плачущие каратисты – это непрестижно. Он просто сидел, обняв под шерстяным одеялом свои колени, и пустым взглядом смотрел в пространство. Теперь в зеленых глазах был не страх, а затравленность, как будто то, что случилось, потрясло парня до глубины души.

А тем временем ветер на улице завывал все сильнее. Временами он налетал на заправку с такой силой, что прочные дубовые балки жалобно поскрипывали, а грязные оконные стекла хрустели и звенели, из последних сил сопротивляясь буйству стихии.

Дмитрий молчал и строил множество догадок о том, что могло произойти. Безумие, конечно, но ему стало казаться, что рассказ, который его отец этим утром читал вслух, каким-то непостижимым образом вырвался с желтых рассыпающихся страниц и…