Татьяна Брукс - Гололёд

«Быстро они», – подумала Анжелика, а вслух произнесла:

– Это милиция. Интересно, откуда они узнали, что вы знакомы с Лавром?

– Сегодня это не проблема, – глухо отозвался Антон из кухни.

– Ну да, ну да… Интернет и всякая другая современная технология. Понимаю.

– Почему вы не открыли? – спросил Антон не повернув головы.

– Не знаю. Наверное потому, что хотела, чтобы вы с Лавром сначала поговорили.

И вдруг Лика подскочила на месте – раздалась требовательная трель за её дверью.

– Наверное, услышали наши голоса и вернулись… теперь не отвертеться.

Она распахнула дверь:

– Лавр!

– Спасибо, Анжелика, – сказал он вместо приветствия, – Антон, идём ко мне.

А ты куда?

Лавр увидел, что девушка уже натянула домашние брюки спортивки, кофточку, вместо халата, и подходит вместе с его другом.

– Как куда? К тебе, – сейчас она даже не стала возражать, как это делала всегда, что Лавр назвал её полным именем. Она ненавидела своё имя.

– Нет. Нам надо поговорить вдвоем. По-мужски.

И они вышли.

Ах, вот как! Значит, когда пустить в дом незнакомца, хоть и вашего друга, Лавр Георгиевич, так вам Лика нужна. Как ночевать в моей квартире с человеком, который может быть убил свою невесту, так тоже ничего. А кто сказал, что он не убивал? Он сказал? Мало ли, что он сказал. Значит, когда вам надо, так Лика, будь добра, а как узнать, что происходит, так по-мужски? Ничего у вас Лавр Георгиевич не получится.

Она вышла из своей квартиры и уверенно, позвонила в соседскую дверь.

– Я вам кофе сварю, пока вы разговаривать будете, – проговорила она скороговоркой, как только хозяин открыл дверь, протискиваясь под рукой Лавра в коридор, – кстати, милиция уже к тебе тоже приходила, так что, если хотите поговорить, то никому не открывайте. И не называй меня Анжеликой, – добавила она шипя.

И девушка, прислонившись к двери спиной, захлопнула её.

Лавр – высокий, статный посмотрел на Анжелику через стекла стильных круглых очков (все ботаники – очкарики) большими темно-карими глазами сверху вниз.

Внешне, прямая противоположностью своего друга. Смуглолицый. С короткой стрижкой темных, почти черных волос. На узком лице волевой подбородок, упрямые, четко очерченные губы и совсем не маленький, но правильной формы нос.

– Пожалуйста, Лавр. Я не буду мешать. Я только сварю вам кoфе. В конце-концов имею я право знать, с кем провела ночь.

– Ты с ним провела ночь?

– Ну, не совсем провела… вернее, провела, но… – смутилась девушка, сжалась и от этого ещё больше стала похожа на маленького мышонка, – просто спали вместе… нет, не вместе, конечно… вообщем, какая разница – имею право знать, и точка.

– Кухня там, – бросил Лавр усмехнувшись, и пошёл в комнату, где его ожидал Антон.

Комната молодого профессора больше напоминала библиотеку. Книги на полках в два ряда достигали потолка. Большой стол завален бумагами, папками, дисками. Журнальный, возле стильного, по последней моде, дивана на котором страдал его друг Антон – журналами.

– Ну, рассказывай, – глубокий баритон Лавра успокаивал.

Под истошный вой Аллы Владимировны в комнате материализовались родственники убитой и вскоре там начался настоящий Армагеддон. Первым на крик прибежал Борис Моисеевич – депутат городского совета и муж Аллы Владимировны по совместительству. Он же был отцом убитой.

– Что? Что? Что случилось?! Быстро вызывай скорую! – привыкший командовать, кричал он.

Из дальней спальни второго этажа выползла сонная девица, шея и плечи которой были покрыты татуировками.

– Ну вот, вышла замуж, – ядовито бросила она, – за Господа. Хотя он её вряд ли в невесты возьмёт, беременную, а? А я ей говорила…

– Заткнись Марина. Хоть теперь прояви к сестре сочувствие, – послышалось с лестницы.

Наконец, из комнаты первого этажа выехала в инвалидном кресле пожилая дама. Она, видимо спала. Даже привычный плед не покрывал её худые ноги. Старуха медленно обвела взглядом всех действующих лиц сцены. На мгновенье дольше взгляд её задержался на Алле Владимировне.

– Милицию вызывайте, – сказала она вздохнув, – скорой тут уже делать нечего.

– Девочка моя! Доченька! – вопила Алла Владимировна, заламывая руки, – говорила я тебе-е, брось этого белобрысого-о… убийцу-у-у…

– Скорую! Скорую! Да позвонит же кто-нибудь в скорую, в конце-концов? – тяжело тупая по ступеням грузными ногами, кричал Борис Моисеевич, спускаясь вниз.

– Она что умерла? Умерла? Да? И-и-и-и, – завизжала, видимо наконец проснувшись, татуированная особа.

И только пожилая дама а инвалидном кресле, сохраняла спокойствие. Нет смысла истерить, бедной девочке уже ничем не поможешь. С сожалением посмотрев на убитую, она подкатила себя к телефону и нажав 0-02 стала ждать.

– Алё, с вами говорит Шмидт Нинель Георгиевна. У нас в доме, по ул. Шевченко, 20, произошло убийство, – с достоинством отрапортовала она, – нет, не знаю, кто убил. На то вы и милиция, чтобы разобраться… Откуда знаю, что убийство? Ну, не могла же моя внучка проломить сама себе голову, да так, чтобы умереть. Да вы, молодой человек, лучше приезжайте, или пришлите кого, и сами все увидите.

И она мягко опустила трубку на рычаг.

Милиция ждать себя не заставила и обнаружила семейство, стоящими хороводом вокруг трупа. Кровь из виска больше не пульсировала и уже не только пожилой даме в инвалидном кресле было понятно, что скорая помощь тут более не нужна.

– Это сделал её жених, Антон Гаевский, – сразу же выпалила Алла Владимировна, как только бригада из четырех милиционеров вошли в дом, – я его видела здесь. Я застала его на месте преступления. Ой, девочка моя-а-а-а…

– Тише, тише. Все присядьте на диван, вон туда, – приказал седеющий, невысокого роста в не слишком опрятном костюме мужчина. Из костюма выпирал довольно внушительный животик, выдающий в нем любителя пива. Симпатии в собравшейся публике этот человек не вызывал.

– Капитан милиции Борейко Александр Иванович, – представился он, – пока наша команда разберется здесь с отпечатками и телом, давайте мы с вами побеседуем, где-нибудь в укромном уголке.

Голос его совершенно не вязался с внешним видом, был глубоким, тихим и даже ласковым, – есть у вас укромный уголок? Можно на кухне, – не дожидаясь ответа тут же предположил пузатый Борейко.

Семейство, как загипнотизированное сидело на диване и не шевелилось.

Присутствие мертвого тела в холле их дома завораживало, лишало воли. А может, потому, что был второй час ночи и всем уже давно хотелось лечь в постель, никто не шелохнулся.

– Я, я его видела, он тут стоял, – опять заистерила Алла Владимировна.

– Вот, с вас и начнем.

Пару часов допросов и Борейко показалось, что он знает семейку Шмидт, как облупленных. Он, конечно, знал о существовании этой семьи и ранее. Александр Иванович был патриотом своей страны и своего города, всегда ходил на выборы и знал, что Шмидт Борис Моисеевич является депутатом городского совета и баллотируется в мэры города. Борейко следил за развитием событий с болью и искренне старался быть полезным Родине. Он даже собирался съездить в Киев, на Майдан куда народ вышел потребовать у президента ответа, но все было недосуг – много работы.