Константин Аршин - Тузы Майкла Паркеса

Глеб отрицательно замотал головой. Он не собирался разговаривать с тем, кто увёл у него его музу, его мечту, его первую и единственную любовь.

– Она высматривала тебя вон в то окно, – он указал Глебу на третий этаж. – Она думала, ты уйдёшь… понял? Она думала, ты не дождёшься…

Артур усмехнулся. В нём проснулся садист. Иногда ему нравилось делать беспомощному человеку больно.

– Ммм, – промычал Глеб.

Слёзы навернулись у него на глазах.

– …она надеялась, что ты всё поймёшь и уйдёшь, – повторил он. – Она этого очень хотела. Ты в тягость ей, парень… Бывай.

Артур похлопал Глеба по спине и надвинул ушанку на его лоб. Глеб не возразил. Слёзы замерзали у него на щеках. Его Богиня, его Белла и мерзавец Артур удалялись, мило беседуя. Они шли на фильм, который рассчитывал посмотреть Глеб. Он обнимал девушку, которую Глеб любил. Он выглядел так, как мечтал выглядеть Глеб. Артур проживал не свою, Артур проживал его идеальную жизнь…

– Ты как, мэгобари (друг)? Ты говорить можешь?

«В страдании есть идея.»

(с) Ф. М. Достоевский.

СССР. Цхинвал.

Ноябрь. 1985г. 16:10.

Заур Имедов, коренастый тёмноволосый мужчина с орлиным носом и аккуратно выбритой эспаньолкой, убрал в нагрудный карман милицейские корочки и склонился над телом Леона.

Леон разлепил глаза и кивнул.

– Хорошо. Опиши нападавших.

Заур Имедов раскрыл свой рабочий блокнот.

– Чича… – прошептал Леон.

Ему было больно говорить. Шептать ему было не больно.

– Чича уже дал показания. И Тамази тоже. Теперь я хочу послушать тебя.

Заур взял шатающийся больничный стул и поставил его у самой кровати:

– Говори, – он уселся и закинул ногу на ногу.

– Он… Он был один…

– Он?! – сразу же перебил Леона Заур. – Чича не уверен. Это могла быть и женщина.

– Он… – Леон снова закрыл глаза. – Это был, – он выдохнул, – он.

– Ты узнал его?

Заур Имедов крутил в руках синюю ручку. Кончик её был прогрызен до стержня.

– Нет… У него были… были… красные… – Леон тяжело проглотил слюну, – глаза…

Заур записал.

– …а ещё… ещё у него была… б… б… б…

– Борода?

– Да…

– Окладистая?

– Чего?

Заур сверил показания Леона с показаниями Тамази и Чичи:

– Ничего. Продолжай.

Заур Имедов был старше Леона на десять лет. Он был зелёным оперуполномоченным в советской милиции. Жестокое избиение трёх трудных подростков стало его первым служебным делом.

– Он… Он был один…

Леон закрыл и больше не открывал глаза. Свет резал их по живому, доставляя Леону страдания.

– …он ударил меня… очень сильно. Я упал… Я не мог… не мог… Воды…

Заур напоил его.

– Я не мог встать… Потом… Потом он ударил Чичу… И бил его, пока Тамази смотрел… – из под зашитого века Леона выкатилась слеза. – Бил ногами… Потом… Потом Тамази поднялся… побежал… но поскользнулся на льду и подвернул ногу. Тогда он… он взялся за него и… и… за меня… Он взялся за нас обоих… Т… Тха!

Заур Имедов молчал.

Показания Леона полностью совпадали с показаниями его пострадавших друзей.

– От… Откройте шкаф… – неожиданно попросил Заура Леон.

Заур махнул рукой в сторону правой стены:

– Этот?

– Да…

Шкаф был один.

Заур распахнул его скрипучие створки.

– Там… Там мои… Видите? Мои школьные брюки… Видите? Они там?

Школьными брюками Леон дорожил. Других брюк у него попросту не было.

– Они здесь, сынок. Я их вижу.

Брюки Леона были испачканы каплями его засохшей крови.

– В… В правом… кармане… – он часто задышал.

Ему становилось хуже.

Заур Имедов выполнил просьбу Леона и вытащил…

– Что это?

Леон заскрипел зубами:

– Это… Это… Его…

– Бородатого?! Он оставил тебе… – Заур округлил глаза.

С таким ни он, ни его коллеги не сталкивались ещё никогда.

– …пикового туза?!

– Смотри-смотри! Да не туда! Туда смотри… Видишь, стоит?

«Всё в ней гармония, всё диво,

Всё выше мира и страстей;

Она покоится стыдливо

В красе торжественной своей.»

(с) А. С. Пушкин.

СССР. Тверь.

Ноябрь. 1985г. 14:25.

Я размял затёкший под чёрной вязаной шапкой лоб. Лоб нестерпимо чесался.

– Ты про неё говорил, капитан? Ты не шутил?

– Про неё, – я кивнул

Серёга пихнул меня плечом в плечо:

– Так иди, не менжуйся.

– Ты ошалел?! – ноги мои стали ватными, словно фильтр. – Как я к ней подойду? Она… Она… Такая…

Я не знал, что ему возразить:

– Она вон какая!

– Какая? – прыснул Серёга. – А ты какая? Принцесса Турандот?

– Отвали, Хазанов недоделанный!

Серёга мешал мне сосредоточиться. Я наблюдал… Хищный зверь никогда не атакует неподготовлено. Хищный зверь всегда выжидает. Не умеешь сидеть в засаде? Ты проиграешь. Не умеешь справляться с эмоциями? Ты проиграешь. Не умеешь быть на шаг впереди? Ты проиграешь.

– Иди, давай, или я сам подойду, – подтрунивал он.

– Эй, она кому нравится?! – не понял я. – Тебе или мне?!

Серёга лузгал семечки и бросал ошкурки в замёрзшую землю. Мы стояли во дворе нашей школы. Девочка, которую мы обсуждали, приходила сюда не первый раз и не второй. Она была чьей-то подругой. Она никогда не училась с нами, но мы часто встречали её после уроков.

– Ну?

– Ладно-ладно… – я вызверился на Серёгу. – Но если что, берегись!

Серёга изобразил повешенного за шею, далеко высунув и прикусив свой бордовый язык.

Я пасовал. Я двигался не медленно, но и не быстро. Я боялся показаться напористым или робким. Я боялся показаться не тем, кем я был на самом деле. Я боялся не произвести на неё впечатление.

У меня был всего один шанс. Второй раз я не подошёл бы к ней ни за что. Всего один шанс! На коне я или под конём, решал слепой случай. Я со свистом вдохнул носом воздух и произнёс:

– Привет…

Девушка обернулась. От неё вкусно пахло полевыми цветами.

– Привет.

– Ждёшь кого-то?

Я кусал губы. Губы мои были обветренными и сухими.

– Подругу, – улыбнулась она. – А ты?

– А я здесь учусь…

– Серьёзно? – её милое личико просияло. – В каком классе?

– В «Г».

Я не стал называть свою цифру. Вдруг она посчитала бы меня малолеткой.

– И подруга в «Г», – удивилась она. – Марта Носова.

– Знаю.

Девушка была не в пример разговорчива. Я терялся на её обаятельном фоне. Я не знал, что ей предложить. Честно признаться, я не думал, что смогу зайти так далеко.

– Здорово, – ударение пало на первый слог. – Она классная… – девушка переминалась с ноги на ногу. – Тебя как зовут?

– Костя, – я спохватился.

Я всё ещё не спросил её имя:

– А тебя?

– Таня, – она захлопала длиннющими ресницами.

– Красивое имя, – я сморозил очередную глупость.

Имя было самое что ни на есть простое.