Константин Аршин - Тузы Майкла Паркеса

– Спасибо… Костя тоже.

Повисла неловкая пауза.

– Может сходим куда-нибудь?

– А куда?

– Я не знаю. В театр?

Я предложил первое, что пришло мне в голову.

– Давай, – оживилась она. – Я люблю театры.

– Я тоже, – соврал я.

Я просто не знал, куда в таких случаях водят девушек. У меня никогда не было девушки. И в театрах я никогда не был.

Она улыбнулась.

– Сегодня?

Я силился вспомнить, сколько у меня осталось карманных денег. Мама сильно ограничивала меня в средствах и контролировала в тратах.

– Сегодня? Сегодня нет, – расхохоталась она. – Сегодня я обещала подруге помочь ей с историей.

– Марте?

– Угу.

– А ты любишь историю?

– Обожаю. История – это моя слабость.

Я не любил историю. Я вообще не любил учиться. Но я знал историю на четыре, потому что с неё начиналось советское настоящее, и от неё зависело светлое будущее.

– А когда? – я бросил взгляд исподлобья на Серёгу.

Он показал мне большой палец правой руки.

«Ты всё делаешь правильно», уверял я себя… но колени дрожали.

– Я не знаю. Давай… – она задумалась. – Давай завтра. Да, давай завтра.

– Давай завтра, – повторил я. – На этом месте?

– Ага. После школы.

– Хорошо, – я закивал и отступил на один шаг назад.

– Хорошо.

Она обаятельно улыбалась.

– Хорошо… Давай. До завтра?

Я отступил ещё на один шаг.

– До завтра, Костя, – снова согласилась она.

– Пока.

– Пока, Костя.

– Пока, Таня…

Я не верил своему счастью, но я верил – это дивное имя «Татьяна» не забуду я никогда…

– Привет землекопам! Ты слышал новость?

«Я не проповедница, но на смертном одре

и грешник ищет Бога.»

(с) К. Е. Аршин.

СССР. Цхинвал.

Декабрь. 1985г. 13:05.

Гела уронила свой расшитый бисером портфель рядом с сумкой Або.

– Опять? И какую?

Або улыбался. Он всегда улыбался, когда видел Гелу. Он сидел с ней за одной партой третью неделю подряд. Он наслаждался её случайными прикосновениями, её нежными локотками, её шелковистыми волосами. Он вдыхал лёгкий аромат её свежих духов. Он упивался музыкальностью её высокого голоса.

– Какую-какую, – мило передразнила она. – Ты опять ничего не слышал! Ты витаешь в облаках, Або, а люди ходят по земле. Оглянись.

– Прости, – весело отмахнулся он. – Я разиня разинь. Так чего там?

– Леон забрал документы из школы. Его родители переезжают в другой город.

– Да ладно?! – Або даже привстал. – Откуда ты знаешь? А когда?

– Все говорят. Вчера, – хохотнула она. – Сегодня его уже с нами не будет.

– Круто, – Або медленно покачал головой. – А… А почему?

Он заикался всегда, когда волновался.

– Я не знаю. Кто-то считает, что из-за родителей…

Гела сознательно не договаривала.

– А ещё?

Або был уверен, одной версией она от него не отделается. Гела любила секретничать. Або повезло, она сплетничала только с ним. Подруг у неё не осталось. Всё своё свободное время они проводили вдвоём.

– …а кто-то, что из-за той драки.

– Драки? – не понял Або.

О таинственном избиении несовершеннолетних подростков красноглазым демоном в Цхинвале судачили все.

– Драки-драки, – зашептала она. – Я думаю, всё из-за драки. Той драки.

Ей нравилось, как звучит это слово.

– Почему?

– Почему-почему. Почемучка ты, вот почему. Они… Тихо, учитель.

Гела выпрямила спину и развернулась.

В класс вошла самая строгая из всех воспитателей школы: физичка Светлана Анатольевна Соколова.

«-…согласны ли вы, Константин, взять в жёны Татьяну [фамилия]?»

«У добрых супругов – две души, но единая воля.»

(с) М. Сервантес.

СССР. Тверь.

Февраль. 1987г. 13:00.

Мы стояли на улице и, не стесняясь, целовались на виду у прохожих.

«-Да, я согласен.»

Она подняла на меня глаза. В глазах её были слёзы. Горячие слёзы, окутанные дымкой белёсого пара на морозце.

«-…согласны ли вы, Татьяна, взять в мужья Константина [фамилия]?»

Я прижал её раскрасневшееся лицо к своей широкой груди. Она обняла меня, сомкнула за спиной обе руки и разрыдалась.

«-Да. Я согласна.»

Мы не слышали никого и ничего вокруг себя. Мы упивались эмоциями друг друга: страданием и расставанием. Мы любили друг друга так, как никто никогда никого не любил…

«-…я прошу вас обменяться кольцами.

– Ты стала моей женой, – прошептал я ей на ухо. – А можешь стать моей частью.

Она улыбнулась:

– Ты стал моим мужем. А можешь стать моим целым.

Мы поцеловались.

– Навсегда?

– Навсегда.»

– Ты дождёшься?

Я зачем-то спросил. Я знал, что она дождётся, иначе бы я на ней не женился. Татьяна дождётся. Она не предаст меня и не обманет. Она умрёт за меня и убьёт за меня, если надо.

– Конечно, любимый, – она утирала наши слёзы чистым носовым платком. – Ты мой… мой… любимый…

– Я должен. Я же мужчина.

Мужчина уходил отдавать своей родине долг. Нас собирали в автобусы и вывозили за город. Мне повезло, как везло лишь немногим. Я оставался служить у себя…

– Не плачь, птенчик, как плачу я.

«Все влюблённые клянутся исполнить больше,

чем могут, и не исполняют даже возможного.»

(с) У. Шекспир.

СССР. Цхинвал.

Февраль. 1987г. 15:15.

Гела роняла на снег слезу за слезой. Её молодой человек, её возлюбленный, её будущий муж сегодня уходил на два года в армию.

– Ты как?

– Отвратительно, – Або дрожал с головы до пят. Тёмные волосы на его руках стояли дыбом.

Гела знала Або, как облупленного. Любила и принимала его со всеми его недостатками, слабостями и фобиями. А их было больше, чем у неё… у хрупкой маленькой девочки…

– Не бойся, – утешала она.

– Я не боюсь. Скажешь тоже. А… Армия… Армия – это ведь не т… т… тюрьма, правда?

– Не говори ерунды.

Гела страстно поцеловала Або в его тонкие синие губы:

– Так лучше?

– Нет, – он отвернулся. – Н… Н… Никак не лучше. Блин, блин, блин!

– Не капризничай, птенчик, – она повисла на нём, как гимнастка на брусьях. – Что дома? Как мама?

– П… П… По-разному.

Або был не в духе. Расшевелить и ободрить его в такие минуты было практически невозможно, но у Гелы всегда получалось.

А дома действительно было по-разному…

Месяц назад.

– Танцуй! – Арчил, подобно торнадо, ворвался в сонную детскую комнату. – Ты идёшь в армию!

– Что?! – Або уронил детективную книгу на грудь. – Ч… Ч… Что ты сказал?!

– Что надо! Ты идёшь в армию, важишвили (сын)! – эмоционально повторил отец.

Он светился от счастья. В его правой руке было что-то зажато.

– Там из тебя сделают человека, сделают! Мужика! Там тебя воспитают! У них получится то, что не вышло у меня.