Мэри Кларк - Соглядатай

Артур положил рогалики на тарелку и разлил кофе по чашкам.

— Завтрак на столе, — объявил он.

Глория торопливо вошла в кухню. Она уже надела пальто и держала под мышкой сумку, словно ей не терпелось поскорее уйти.

— Доброе утро, — ласково приветствовал ее Артур. — Моя девочка сегодня такая хорошенькая.

Глория даже не улыбнулась в ответ.

— Как фильм? — поинтересовался он.

— Нормально. Послушай, не покупай мне больше рогаликов и булочек. Я буду завтракать на работе, как все.

У Артура упало настроение — он очень любил завтракать с Глори. Должно быть, дочь почувствовала, что он огорчен, потому что выражение ее лица смягчилось.

— Ты так добр ко мне, — сказала она, и ее голос прозвучал немного печально.

После ухода Глории Артур долго сидел, уставившись в пространство.

Прошлая ночь его измотала. После стольких лет оказаться в том самом доме, в той самой комнате, уложить куклу Глории именно на то место, где когда-то лежал ребенок... Когда Артур пристроил куклу у камина, подогнув правую ногу под тряпичное туловище, на мгновение ему почудилось, что стоит обернуться — и он снова увидит распростертые на полу тела мужчины и женщины...

После звонка Лютера Пэт встала, сварила кофе и занялась сценарием передачи. Она решила сделать два варианта: один, который включал бы экскурс в детство и юность Абигайль в Эйпл-Джанкшене, и другой, начинающийся со свадебного приема. Чем больше Пэт размышляла, тем более справедливыми казались ей гневные слова Пелхэма. Ему стоило таких трудов уговорить Абигайль на сотрудничество, а тут эта скандальная «реклама»! «Хорошо хоть, я догадалась спрятать куклу», — подумала Пэт.

В девять часов она отправилась в библиотеку прокрутить оставшиеся фильмы. Лютер прислал смонтированные отрывки материалов о деле Элеонор Браун. Вот Абигайль выходит из зала суда после вынесения приговора и преисполненным сожаления голосом делает заявление для прессы:

— Это очень печальный для меня день. Надеюсь только, что у Элеонор все-таки достанет порядочности признаться, куда она спрятала деньги. Эти средства предназначались на ведение моей избирательной кампании, но, что гораздо важнее, это был дар людей, которые верят в поставленные мной цели.

Какой-то репортер спрашивает:

— Скажите, сенатор, следует ли считать заведомой ложью заявление Элеонор Браун о том, что ваш шофер позвонил ей и попросил поискать ваше кольцо?

— Мой шофер в то утро возил меня на собрание в Ричмонд. Кольцо было у меня на пальце.

Потом — фотография Элеонор Браун, крупный план, подробно высвечивающий каждую черточку ее бесцветного незапоминающегося лица.

Фильм завершался сценой лекции, которую Абигайль Дженнингс читает студентам колледжа. Тема — общественное доверие; лейтмотив — ответственность законодателя за действия подчиненных.

Второй отрывок, тоже смонтированный Лютером, был скомпонован из выступлений сенатора на слушаниях по безопасности авиаперевозок. Абигайль требовала ужесточить нормы безопасности. Она несколько раз ссылалась на тот факт, что стала вдовой, когда ее муж доверил свою жизнь неопытному пилоту и поднялся в небо на устаревшем самолете.

В конце каждого отрывка Лютер наметил «двухминутную дискуссию между сенатором Д. и Пэт Т.».

Пэт закусила губу — оба отрывка совершенно расходились с ее замыслом. «Что стало с моим творческим контролем над передачей? Получается какая-то стандартная, наспех сверстанная поделка, а точнее говоря — халтура», — подумала она.

Чтобы хоть как-то исправить положение, она взялась за письма избирателей к Абигайль, но тут зазвонил телефон. Это был Сэм.

— Пэт, я уже видел газету... и сразу позвонил в бюро жилищной аренды нашего района... — Сэм жил в Уотергейт-Тауэрс. — В общем, они предлагают на выбор несколько квартир с помесячной оплатой. Я хотел бы, чтобы ты сняла себе другое жилье, пока этого типа не поймают.

— Сэм, я не могу. Ты ведь знаешь, в каком я цейтноте. Я вызвала слесаря, он заменит замки. Полиция будет присматривать за домом. К тому же здесь все мое оборудование. — И Пэт решительно сменила тему: — Меня больше волнует вопрос, как мне одеться к обеду в Белом доме?

— Ты в любом платье выглядишь прекрасно. Абигайль тоже собирается пойти. Мы встречались сегодня утром.

Вскоре позвонила сама миссис Дженнингс. Она выразила Пэт сочувствие в связи со взломом, а после нескольких ничего не значащих фраз перешла к тому, что ее волновало, раскрыв истинную цель своего звонка.

— К несчастью, одно лишь предположение о том, что вас преследуют из-за этой передачи, неминуемо вызовет поток сплетен. Я просто жду не дождусь, когда вы доберетесь до победного конца, Пэт. Думаю, что, как только программа выйдет в эфир, угрозы прекратятся, даже если они исходят от какого-нибудь шутника. Вы просмотрели пленки, которые я вам дала?

— Да, — ответила Пэт, — чудесный материал, и я уже выбрала отрывки для передачи. Но хотелось бы попросить вас прислать ко мне Тоби. Он помог бы мне уточнить имена участников событий и некоторые подробности происходящего.

Договорились, что Тоби подъедет в течение часа. Когда Пэт повесила трубку, у нее уже сложилось впечатление, что сенатор воспринимает ее как обузу.

Тоби приехал минут через сорок пять.

— Жаль, что меня здесь не было, когда этот шутник проник к вам, Пэт. Я бы сделал из него отбивную, — заявил он.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

Усадив его за стол в библиотеке, Пэт включила проектор.

— Это старый конгрессмен Портер Дженнингс, — сказал Тоби, отвечая на ее первый вопрос. — Он поклялся, что не уйдет в отставку, если его преемником будет не Виллард. Небось сами знаете этих виргинских аристократов — они же уверены, что весь мир принадлежит только им. Но к чести его будет сказано, старик не пошел против своей невестки и поддержал Абигайль, когда она решила стать преемницей Вилларда. Мать Вилларда, эта старая грымза, из кожи вон лезла, чтобы не позволить Абигайль попасть в конгресс. А между нами говоря, Эбби стала куда лучшим конгрессменом, чем был Виллард. Тому не хватало агрессивности.

В ожидании Тоби Пэт проглядела газетные вырезки о деле Элеонор Браун. Дело выглядело слишком уж простым. Элеонор сказала, что шофер позвонил ей и передал просьбу Абигайль зайти в офис избирательной кампании, а потом в подвале многоквартирного дома, в кладовке Элеонор, обнаружили пять тысяч долларов.

— Как вы думаете, неужели Элеонор Браун действительно рассчитывала выкрутиться, придумав эту неубедительную историю? — осведомилась Пэт.

Тоби откинулся на спинку кожаного кресла, положил ногу на ногу и пожал плечами. Пэт заметила у него в нагрудном кармане сигару и, хотя не выносила табачного дыма, предложила ему закурить.