Джек Кетчам - Стая (Потомство)

Впрочем, таким его сделала отнюдь не она, а Стивен. Она всегда интуитивно чувствовала, когда поступала правильно, а когда допускала ошибку. Вот и в подобных вещах она тоже делала все от нее зависящее, чтобы у них хоть как-то наладилась жизнь.

Впрочем, не было в этом вины и самого Люка, хотя ему тоже частенько приходилось страдать.

Взять хотя бы то, как он постоянно ходил – чуть сгорбившись, всегда устремив взгляд себе под ноги, нахмурившись. Или эта его манера заискивать, искать расположения чуть ли не самого мерзкого приятеля по школе, – а ведь у некоторых из них действительно были проблемы, причем весьма серьезные, сопряженные с жестокостью и прочими подобными вещами.

Все это, конечно же, лишь усугубляло положение ребенка, которому в последнее время и так несладко жилось.

Еще больше делало из него жертву обстоятельств.

Ну что ж, здесь мы с ним примерно в одинаковом положении, – подумала Клэр.

Жертвы. Слово это почему-то накрепко засело у нее в мозгу.

Однажды она даже стала рыться по словарям и в конце концов выяснила, что происходит оно от какого-то то ли скандинавского, то ли германского слова, и имеет некоторую связь с магией и всевозможными заклятиями, с колдунами и колдуньями, а через них также и со всевозможными хитростями, обманом и трюкачеством.

Узнав об этом, она тогда даже улыбнулась, поскольку именно старинное значение этого слова почти в точности выражало суть того, что сделал с ними Стивен, тогда как его более современная форма вполне соответствовала тому, в кого он их превратил.

Ей казалось, что она уже знает, как ей поступить со Стивеном.

Нельзя было позволять мальчику так уродовать свою личность – пусть даже и при помощи родного отца. В первую очередь именно отца.

Да и самой себе она также ни коим образом не желала подобной участи.

Клэр выключила свет в спальне и спустилась к Дэвиду и Эми.

Чтобы, как и все нормальные люди, посмотреть телевизор.

В царившем в холле полумраке Дик Трейси при помощи одной лишь полицейской дубинки расправился с Красномордым – на том вся игра и закончилась, хотя его противник был вооружен до зубов пулеметом, пистолетом, ножом и тесаком. Зритель в очередной раз убеждался в том, что закон есть закон, и нарушавшим его плохим парням никогда не удастся выйти сухими из воды.

Если только вы не Фредди Крюгер из «Кошмара на улице Вязов» или кто-нибудь в том же роде.

Клэр терпеть не могла Фредди Крюгера.

А сегодня вот снова накричала на сына. В последнее время она вообще слишком часто повышала на него голос.

Люк догадывался о том, что частенько вполне заслуживал этого, поскольку не слушался ее и вообще вел себя довольно дерзко. Впрочем, особой вины его в том не было, и иногда ему просто приходилось делать то, что, как он чувствовал, ей никак не понравится. Правда, почему ему приходилось это делать, он и сам толком не знал. И все же делал. А потом боялся, что она разлюбит его за это, что просто не сможет больше любить такого мерзкого мальчишку, и хотя в глубине души все же продолжал ощущать, что ее любовь к нему не исчезла, все равно боялся подобного исхода. Как если бы кто-то вдруг захотел забрать ее у него, и он мечтал накопить достаточно сил, чтобы не допустить этого – но такой силы у него не было, и ни он сам, ни кто-либо другой не мог бы ничего с этим поделать.

В подобных случаях в мальчика словно вселялся какой-то бес, а потому он дерзил ей и вытворял всякие пакости. Причем подчас довольно зловредные. Например, замахивался, как если бы собирался ударить ее, а то и в самом деле наносил удар; или шумел, когда она разговаривала по телефону, кидался чем-нибудь, стараясь попасть в лицо в тот самый момент, когда она что-то писала, или кричал, безостановочно звал ее, когда она находилась в душе и, естественно, не могла толком разобрать ни слова, и потому ей приходилось то и дело выключать воду и прислушиваться.

Что и говорить, подобные вещи он вытворял частенько, причем исключительно чтобы позлить ее.

И ничего не могу с собой поделать.

Я люблю тебя и одновременно ненавижу. Он и сам толком не понимал, почему так говорил. Говорил и сам же пугался своих слов.

А комната эта ему вроде бы даже понравилась.

Играя, он как-то не задумывался над тем, нравится она ему или нет, а сейчас вот стал задумываться. Вообще-то она была даже меньше той комнаты, что была у него дома, да и обстановка в ней оказалась попроще. Самый обычный комод, стол со стулом и еще один столик, поменьше, рядом с кроватью. Зато ему определенно нравился царивший в ней воздух. Здесь пахло деревом. Возможно, потому что прямо под ней располагалась мастерская, а может, просто потому, что ему так сказали.

К тому же здесь совершенно не пахло духами, как в комнате его матери. Запах здесь был как в комнате любого другого мальчика. Может, даже такой, какой был бы в комнате его отца.

Как знать. Кто вообще мог хоть что-то сказать о его отце?

Впрочем, это было не так уж и важно. Теперь не его отец, а он сам был мужчиной, и он спал в комнате мужчины, в которой пахло деревом. Вот когда он подрастет, у него тоже будет точно такая же комната. И принадлежать она будет только ему, хотя он и станет изредка приглашать в нее свою мать. Она станет подолгу находиться к него в гостях, и ей там очень понравится – и запах этот тоже понравится. Хотя в нем совершенно не пахнет духами. И комната эта понравится ей потому, что будет его комнатой.

Люк перевернулся на спину. За окном громко стрекотали сверчки. Он почему-то почувствовал страшную усталость. На столике рядом с кроватью лежала горстка костей, которые он подобрал там, на дереве, и он окинул их тяжелым, засыпающим взглядом.

Внезапно сверчки смолкли – пауза явно затянулась, и он вдруг испытал приступ страха, мысленно спрашивая себя, почему так иногда происходит. В подобные моменты ему начинало казаться, что даже сердце в груди и то перестает биться.

А потом стрекот возобновился с новой силой.

Так и не дождавшись того момента, когда они умолкнут снова, Люк окончательно уснул.

В полном молчании они шли по залитому лунным светом полю, почти сливаясь с высокой травой, так что со стороны даже могло показаться, будто само поле вздымается, медленно продвигаясь в направлении горящих внутри дома и чуть подрагивающих, разноцветных огней.

Дойдя до деревьев, они разделились: Первому Похищенному предстояло вывести из строя машину и перерезать телефонные провода, тогда как Второй Похищенной, голой и окровавленной, следовало оставаться в тени под дверью, ведущей в кухню, и ждать сигнала Женщины.

Дети начали вскарабкиваться на деревья, двигаясь проворно и совершенно бесшумно, словно ящерицы, по толстым, нависавшим над верандой ветвям. Взобравшись наверх, они также затаились, тайком наблюдая через раздвижные стеклянные двери за действиями находившихся в доме людей.