Мэри Блэкуотер - Найтблюм

– Дорогая сестра, – окликнула ее Кэтрин, да так звонко, что у него зазвенело в ушах, – не могла бы ты подойти? У меня к тебе важное дело.

Окинув Кэтрин безразличным взглядом, Виктория сделала шаг в ее сторону, заставив ту подойти самой.

– Я тебя внимательно слушаю, – произнесла она прохладным тоном.

– Я польщена, – съязвила Кэтрин.

Воцарилась тишина. Виктория вопросительно посмотрела на нее.

– Думаешь, я не видела? – произнесла Кэтрин, одарив сестру острым взглядом.

– Будь добра, не заставляй меня угадывать или заканчивать за тобой предложения. Что именно?

– Не смей врать, лгунья, – топая ногами и сжимая кулаки зазвенела Кэтрин, – я видела, как ты на него смотрела вчера. Прямо глаз не сводила.

– Никак не пойму тебя сестрица. Кого ты имеешь ввиду?

– Мистера Хэмминга!

– Ты снова шутишь?

– Разве похоже, что я шучу?

– Тебе показалось, сестрица, – выдержанно ответила Виктория. – Тебе много чего кажется.

По всей видимости, ей было не впервой отвечать на такие глупые нападки сестры. Она к ним привыкла. Хэмминг понимал ее. Иногда в жизни попадаются личности, просто ошарашивающие тебя своей глупостью. Таких людей, как и упрямо злых, которые сродни им, обычно игнорируешь. Потому как ответ такому человеку подразумевает диалог, а диалог – это в любом случае совместное движение к взаимопониманию. А взаимопонимание с людьми, не умеющими себя вести, никому не нужно. Совсем другое дело, когда этот человек твой родственник. Сквозь ненависть, временами сменяющуюся жалостью, в итоге к такому человеку начинаешь относиться снисходительно.

– Не смей меня так называть, – неумело играя надменность, сказала Кэтрин.

Заметив язвительный взгляд, исполненный глупой ненависти, Виктория все же попыталась успокоить сестру:

– Можешь не беспокоиться. Уважаемый мистер Найтблюм меня ни сколько не интересует. Такие личности меня совершенно не прельщают.

Кэтрин все еще молча смотрела на нее презрительным взглядом. Виктории это надоело.

– Раз уж ты завела этот престранный разговор, то надо отметить, что кто-кто и смотрел весь вечер на него, так это ты, Кэт.

Кэтрин едва успела открыть рот, чтобы вновь сказать что-нибудь по громче, но сестра ее оборвала:

– Да что уж там. Бедняге даже стало не по себе. Быть может, поэтому он и поспешил умчаться, не выдержав твоего «обворожительного» взгляда.

– Чтобы ты знала, – начала скрепя зубами Кэтрин, – папа пригласил его по моей просьбе.

– Неужели? – с наигранной заинтересованностью ответила Виктория.

– Ты же знаешь, он терпеть не может торговцев недвижимостью.

– Избавь меня от своих рассказов, Кэт.

– Не смей даже смотреть на него. Он для меня. Ты поняла?

– Так взяла бы велосипед и укатила за ним, – устало съязвила Виктория.

– Я с ним еще встречусь. Папа все устроит.

«Не дай бог!» – подумал Хэмминг и почувствовал легкую слабость.

– Приличные женщины, не говоря уже о женщинах наших кругов, так себя не ведут.

– Приличные женщины себя так не ведут, – инфантильно передразнила Кэтрин.

– Спокойной ночи, – ответила Виктория и удалилась.

Кэтрин недовольно посмотрела вслед удаляющейся сестре и, презрительно фыркнув, ушла.

Практически внезапно на Хэмминга накатила усталость. Он доплелся до ближайшего стула и, развалившись в нем, быстро погружался в сон. Последнее что он видел: темная широкоплечая фигура вышла из тени под лестницей.

Вырвавшись из объятий сна, Хэмминг моментально открыл глаза. Казалось, он проспал от силы пять минут, но стрелки дедушкиных часов свидетельствовали о другом. Холл освещал слабый оранжевый свет. Судя по всему, он проспал не менее шести часов. Ему не верилось. Сон в несколько мгновений. К несчастью он совсем не чувствовал бодрости, опять как в тумане. Лишь на пару мгновений сон вернул ему сил. Вскоре воспоминания вновь захватили его мысли. Раз за разом, снова и снова, одно беспокойство сменялось другим. По спине раскатилась боль, позвоночник ломило. Шесть часов на жестком стуле давали о себе знать. Хэмминг с хрустом потянулся. Боль перенеслась в голову. Вскоре и она исчезла, оставляя отголоски ветра в ушах. Чтобы вновь не утопнуть в беспокойных мыслях, он продолжил осматривать дом. Хэмминг поднялся по лестнице в оставшееся крыло.

Пройдя в коридор второго этажа, он сощурился – дрожащее оранжевое солнце в окне щипало глаза. Вскоре свет приглушила накинувшаяся на то пузатая туча. Этот коридор был точным отражением коридора противоположного крыла. И, по-видимому, комнаты здесь были устроены также. Хэмминг заприметил забавный бюст рыцарского доспеха. Он находился между двумя высокими греческими вазами черного цвета. А сам покоился на серой дорической колонне. У самого доспеха был приятный темный металлический цвет. Т-образная прорезь угловатого полного шлема имела золотую окантовку в виде сложного витиеватого узора. На макушке его возвышалась блестящая пика. Нельзя было не отметить блестящую работу мастера, ведь детали были столь точны, а пропорции столь выверены. Взяв шлем в руки, он попытался приподнять рукой забрало, это потребовало времени и второй руки. Наконец оно поддалось и обнажило внутренность шлема. Он замер. В комнате стало мрачно, как на похоронах. Из черноты шлема на него смотрело два неистовых бельма. Поначалу он принял их за отблеск, но когда понял что это не так, его пронизал страх осознания. Руки обожгло раскаленным железом, он со сдавленным криком бросил шлем. Хэмминг вжался в стену, а шлем грохнулся на пол со звуком тяжелого ведра и подкатился к ногам.

Он быстро пришел в себя и вскоре подобрал шлем. Уже изрядно подустав от всякого рода потрясений, он убедил себя в том, что ему померещилось. Нервы стали ни к черту от постоянного внутреннего напряжения.

Возвратив шлем на положенное тому место, он осмотрел ванную комнату и проследовал дальше по коридору в следующую. Там он застал себя врасплох, увидев спящую Викторию. На мгновение он почувствовал себя провинившимся мальчишкой. Но только на мгновение. Окинув взглядом, залитую нежным светом комнату, он вновь перевел взор на Викторию. Даже во сне она выглядела великолепно. Мягкие лучи солнца пробивались сквозь белоснежные занавески, превращая их в золото. Свет со всей нежностью освещал ее лицо, от чего оно сияло словно белый шелк. Она сонно приоткрыла глаза и, потянувшись, улыбнулась. Поднявшись с кровати, Виктория, не вставая села на боковину и прищурившись, посмотрела в яркое окно. Ее малость всклокоченные волосы и вправду были будто нарисованы золотым карандашом. Вдруг она посмотрела на Найтблюма, от чего тот оторопел. Он обернулся и увидел за собой настенные часы, на которые и смотрела Виктория.