Сергей Курган - Бабочка в коконе. Роман

Наташа встревожено посмотрела на меня. В ее глазах мелькнуло какое-то странное выражение, но это было мимолетно.

– Он мне этого не говорил, – сказала она.

– Естественно, – ответил я, – он не хочет Вас тревожить. Поэтому я говорю Вам об этом.

– Спасибо. Теперь я буду знать это.

– Он говорит, что проходил медицинский осмотр, но возможно, ему надо обследоваться более основательно. Вы не медик?

– Нет, я по образованию филолог.

– Выходит, почти коллеги?

– Да, пожалуй.

– Если не секрет, какая у Вас специальность?

– Русский язык и литература.

– Ну, совсем близко! Вы работаете в школе?

– Работала когда-то, но это было давно, пять лет тому назад.

Она задумалась. Мне показалось, что она испытывает досаду. А может, я ошибаюсь?

В этот момент вошел Борис, держа в руках поднос, на котором стояла большая дымящаяся турка и три чашки.

– О, я вижу, вы уже потягиваете коньячок! Ты же говорила, что не пьешь.

– Мне было неудобно отказать. К тому же коньяк был очень вкусный.

– Вкусный? Ммм, ну хорошо. Ты мне смотри, не спаивай мою Наташку, – Борис посмотрел на меня.

– Будет тебе, – ответил я, – она выпила всего полрюмки.

– Да, кстати, Вовунчик, может быть, ты хочешь немного перекусить?

– Не знаю, но почему ты предлагаешь только мне? Разве Наташа не голодна?

– Наташка у нас вообще никогда ничего не ест – говорит, что сыта.

Я удивился. Что-то уж очень много странностей. У меня снова возникло нехорошее предчувствие.

Внезапно я ощутил легкую тошноту. Должно быть, я в самом деле переутомился, что и неудивительно – день был страшно тяжелый. Надо ехать домой и отдохнуть.

– Ну, тогда я тоже не буду, – сказал я, – уже поздно, я жутко устал, и мне пора ехать. Прошу меня извинить.

Я встал.

– Тем более что тянуться мне к черту на кулички. Ко мне пока доберешься, все на свете проклянешь, не то, что у вас, на Летней, – я повернулся к Наташе, – совсем не далеко. И главное, чудный район – зелень, чистый воздух. Разве только, кладбище почти что под окнами. Такое соседство, наверное, не очень приятно?

Наташа напряженно смотрела на меня. В глазах у нее появилось какое-то новое выражение – его было трудно сразу определить, но оно мне не понравилось.

– Нет, ничего, – наконец ответила она. – Покойники ведь не разгуливают по улицам и не нападают на прохожих, не так ли?

– Конечно, – ответил я с напускной небрежностью, хотя на душе у меня кошки скребли, – опасаться следует живых, это верно. Спокойной ночи. Надеюсь, мы еще увидимся.

– Спокойной ночи, – довольно холодно ответила Наташа.

Я направился к двери.

– Я тебя провожу, – сказал Борис, и мы вышли в прихожую, затворив за собой дверь комнаты.

– Ну что? – спросил он, когда мы оказались вдвоем.

– В каком смысле?

– Как в каком? Ну, Наташа?

Я в нерешительности провел рукой по волосам, как я всегда делал, когда не мог ответить что-либо определенное.

– Вот что, старина, – наконец сказал я, – это все не сформулируешь в нескольких фразах, к тому же мне самому еще надо подумать, разобраться. И потом, здесь не место, да и не время. Давай, я позвоню тебе на днях, и мы встретимся где-нибудь в городе, идет?

– Ну, хорошо, – согласился он. – Я буду ждать звонка. Но все-таки, хотя бы общее впечатление.

Впечатление у меня было явно неблагоприятное, но ничем определенным, таким, что я мог бы привести в подкрепление его, я не располагал. Мне не хотелось задевать Бориса, так как я знал по опыту, что любимая женщина затмевает для человека все и вся на свете, и он мог принять мою нелестную оценку в штыки и даже всерьез обидеться, поэтому я ответил уклончиво:

– Она, безусловно, очень необычный человек, и не скрою, что некоторые моменты настораживают меня, но я вижу, что ты любишь ее, и мне хотелось бы воздержаться от необдуманных, скоропалительных оценок. Я обмозгую все, как следует, и сформулирую свои соображения. Но прежде всего я хочу задать тебе один вопрос.

– Да?

– Скажи мне, только откровенно, и хорошо подумай, прежде чем отвечать: ты действительно хочешь знать мое настоящее мнение, каково бы оно ни было? И не получится ли так, что ты воспримешь его, как обиду?

– Что за дурацкие вопросы?

– Нет, погоди, они вовсе не дурацкие. Мне важно это знать. Я желаю тебе только добра, и я хочу тебе содействовать, но я не хочу быть неправильно понятым. Поэтому я повторяю: ты действительно хочешь знать мое настоящее, объективное мнение?

– Да, я хочу знать твое объективное мнение. Именно поэтому я тебя и позвал.

– Хорошо. Тогда я поразмыслю над этим дома, в спокойной обстановке и позвоню тебе. Договорились?

– Ладно. Звони. Счастливо.

– Счастливо, – ответил я, и мы пожали друг другу руки на прощание.

Когда я открыл дверь своей квартиры, мой кот Григорий уже сидел в прихожей и ожидал меня. Как только я вошел, он принялся расхаживать вокруг, заходя то справа, то слева, и тереться о мои ноги. Это было большое, красивое животное, упитанное, с мощной мускулатурой, красивой белой «манишкой» на груди и такими же белыми «перчатками» на всех четырех лапах. Я нагнулся и погладил бархатистую шерсть. Григорий довольно заурчал – целый день он сидел в одиночестве и теперь был счастлив моему приходу.

Кошек я любил всегда. Они нравились мне, сколько я себя помню.

Меня восхищает их изысканная грация, совершенство пластики, точность координации. Меня поражает, например, как Григорий перешагивает через препятствие задними лапами. Передними – я понимаю. Но откуда он знает, куда ставить задние лапы – ведь он не видит! И, однако же, не только ставит их абсолютно точно, но и поднимает их именно на нужную высоту, как раз необходимую для того, чтобы перешагнуть.

Еще то зрелище, когда Григорий разворачивается всей своей почти десятикилограммовой тушей на узком подоконнике в кухне! Как он умудряется с такой филигранной точностью управлять своим грузным на вид телом – это надо видеть! А еще прыжки! Это просто феноменально, как этот здоровенный котяра взвивается в воздух, выталкивая свое тело без видимых усилий. Я с трудом поверил своим глазам, когда он как-то раз одним движением взлетел с пола на высокий холодильник. Все эти прыгуны в высоту со всей их техникой и прочими прибамбасами ему в подметки не годятся! А он без всякой техники, без всяких тренировок проделывает эти трюки играючи, без напряга. И эти роскошные зеленые глаза, отражающие свет, как рефлекторы, почище любых катафотов.

Но главное в этих «тиграх асфальтированных джунглей» все же не это. Самое важное и ценное – это поразительное свободолюбие, настоящий инстинкт свободы, заложенный в этих обаятельных зверьках. Кошку невозможно заставить, принудить, подчинить, выдрессировать – она всегда делает только то, что сама хочет. Кошку можно убить, но нельзя поработить. Недаром же, хотя об этом мало кто знает, на знаменах повстанцев Спартака была изображена именно кошка – давний символ свободы.