Виктория Платова - В тихом омуте…

– Все хорошо, все хорошо, – шептала я ему.

– Только ты не засыпай, пока я не засну. Я устал быть один, я все время был один, а теперь больше не хочу, не хочу.

В конце концов он уснул, а я еще долго рассматривала его изможденное лицо в свете начинающегося утра.

– Пожалуйста, я прошу, пожалуйста, – бессвязно шептал он во сне, а я клала руку ему на губы, на прохладный восковой лоб – «все хорошо, все хорошо»…

…Я проснулась с тяжелой головой – и сразу вспомнила кошмар предыдущей ночи. Слава богу, сегодня приезжает Венька – на часах было девять. Значит, скоро она появится, если не вздумает прилететь самолетом, ей всегда нравились самолеты.

Ей всегда нравились самолеты, я всегда была без ума от порядка, но сейчас в комнате все было перерыто: вещи, книги, рукописи были смешаны в диких пропорциях, как коктейли сумасшедшего бармена, всю жизнь проработавшего на киношную гонконговскую мафию.

…А все, что осталось от моего друга Нимотси, умиротворенно сидело на кухне и лакало кофе из жестяной коробки чая. Весь чай – господи ты боже мой, «Выбор императора», бешеные деньги за сто грамм! – был высыпан на пол. А на плите, в кастрюле, булькали ингредиенты для кайфа.

– Приветик! – бодро сказал Нимотси. – Кофе хочешь?

Я молчала.

– А кайфу? – Он явно издевался, каждую секунду не прощая мне своей ночной сумасшедшей слабости. – Скоро поспеет.

– Что за разгром ты учинил?

– Паршивая у тебя квартира. Такую и бросать не жалко.

– Я не собираюсь ее бросать.

– Ты, видно, ничего не поняла из вчерашнего.

Кошмар продолжался. Я села против Нимотси и отпила остывший невкусный кофе из его жестянки.

– Что ты искал?

– Бабки.

– Нашел?

– Сама знаешь, что не нашел. Так, мелочевка, на две дозы от силы. Здорово ты их прячешь, где только?

– Я прячу их в банке.

– Банку я что-то не приметил.

– В сберегательном банке.

– Идиотка! Кто же их там держит в этой гребаной стране?

– Я.

– И много?

– На гроб из красного дерева хватит. Тебя тоже упакую в последний путь, не сомневайся. Благо, недолго ждать осталось. – Нимотси стал раздражать меня.

Он с ненавистью посмотрел на меня.

– Придется тебе все снять. Мы уезжаем.

Я грохнула жестянку с кофе об пол, никакого эффекта, жалкое подобие ночной, почти трагической, сцены с битьем посуды.

– Ты уезжай, если хочешь – хоть в Канаду, хоть на Острова Зеленого Мыса… Дам тебе отступного – и попутного ветра в горбатую спину.

– Это мило. И плевать, что столько лет из одного корыта дерьмо хлебали и в одной кроватке спали, тщедушными тельцами прижавшись. Нехорошо выходит, а? Ты, моралистка!

Бедный мой Нимотси, спасавший меня от тоски по Ивану, лежавший с ботинками на диване в квартире на «Автозаводской», отчаянно поцеловавший меня в аэропорту – мне стало нестерпимо стыдно за непроходящее глухое раздражение к нему.

– Я никуда не поеду, – мягко сказала я, – у меня здесь все: жизнь, куча работы, счета за телефон… У меня обязательства перед людьми, которых я люблю. И которые любят меня…

– Что ты говоришь? «Которые любят тебя…» Сейчас с двух раз угадаю, кто это любит тебя! Какая-нибудь дешевая провинциальная срань с юрким пенисом, альфонсишко, который сосет из тебя бабки на галстуки и любовниц… И играет на тебе, как Ростропович на виолончели.

– Заткнись!

– Что, правда, правдочка и маленькая правда глаза колют?

– Пошел вон из моей квартиры!

– Не на порно ли денюжки ты ее прикупила?

Я больше не могла оставаться с ним в одном пространстве – еще пять минут, и мы разругаемся в хлам, я этого не хотела, я действительно была моралисткой, куцей моралисткой.

Я ушла в комнату, начала бесцельно собирать вещи, разбросанные Нимотси.

– Ну что?! – заорал он из кухни. – Ширяться будем?

– Пошел ты! – заорала я в ответ.

– Как знаешь. А то бы на пару отъехали.

В прихожей зазвонил телефон.

– Не бери трубку! – страшно закричал Нимотси.

– Не сходи с ума, – холодно ответила я; это Венька, конечно же, ну, слава богу, теперь-то мы быстро разрешим все проблемы…

На том конце трубки молчали.

– Перезвони, – я дунула, послушала – молчание, – перезвони, тебя не слышно.

Нимотси стоял на пороге кухни, белый как мел.

– Кто это? Кто это звонил?

– Конь в пальто! Сорвалось – вот и все.

Я быстро набрала Венькин номер – короткие гудки.

Нимотси заметался по квартире, многосерийная эпопея продолжилась.

– Это они… Они меня вычислили… Нужно сваливать отсюда… Вот блин, даже одеться не во что! Что у тебя за хахель – из труппы лилипутов, что ли?.. Ну, ты и сука, лишила меня кожного покрова!

– Что ты несешь?!

– Какого ляда нужно было шмотки мои стирать, кто тебя просил? В чем теперь ноги делать?! И рюкзак порвался, вот черт! – Он схватил свою записную книжку, потрепанные карты, огрызок карандаша.

– Да… – я меланхолично наблюдала за ним, – не всех дурных война забрала. Успокойся ты… Я тебе «паркер» подарю.

– Плевал я на твой «паркер». Ты даже не знаешь, что у меня тут… Что у меня тут снято!..

Он все еще носился по квартире со своим богатством, когда зазвонил телефон.

На этот раз это действительно была Венька.

– Эй! Ты жива еще, моя старушка?

– Привет! Тут сорвалось…

– Ничего не сорвалось, – в Венькином голосе сквозило скрытое торжество: так было всегда, когда она складывала заказы к моим ногам – так такса виляет хвостом, ожидая от хозяина похвалы за пойманную лисицу, – ничего не сорвалось! Наоборот. Этот респектабельный лох из Горного был в восторге от наших идей… Рожа, правда, вегетарианская, волосики зализанные, как у трактирного полового, но… В общем и целом… Что такое «триллер», не знает, но, когда я объяснила, возрадовался и попросил что-то зубодробительное на банковскую тему. У него приятель – банкир, он-то, самоубийца, и выкладывает деньги. Я подписала все бумажки, аванс получим в конце недели. Ты рада?

– Рада, – соврала я. Больше всего меня сейчас беспокоила проблема свалившегося на голову Нимотси. Решить ее одна я была не в силах, безвольное, бесхребетное существо. – Ты приедешь?

– Куда я денусь? Надо же это отметить. Форма одежды номер пять и выпивка за счет заведения. Буду через два часа. Кстати, расскажу тебе одну забавную вещь – ты умрешь! Я ведь хотела лететь самолетом, никогда еще не летела из Питера в Москву самолетом… Так вот, меня завернули. Сказали, что паспорт – не мой, вообще другое лицо, и выгляжу намного старше, – она помолчала, – лет на двадцать шесть. Вот видишь…

– Лучше бы я выглядела на девятнадцать, – я все еще боялась этой полной идентификации, но уже смирилась с ней.

– Мы подумаем об этом, – весело пообещала Венька. – Так форма одежды номер пять, не забудь.