Джон Вердон - Не буди дьявола

Что может быть яснее?

И понятно, почему эти убийства так всем запомнились. В них было много захватывающего и театрального: простой мотив, ограниченное время действия, напряженность сюжета, пробирающий до костей ужас, эпатирующий вызов, брошенный богатству и власти, понятный список жертв, моментами – леденящие кровь столкновения. Про такое слагают легенды. В памяти людей эти убийства обрели свое законное место. Даже два законных места. Те, кого испугало нападение на богатых, увидели в Добром Пастыре революционера-террориста, подрывающего основы величайшей в истории страны. Для тех же, кто богатых презирал, он оказался героем-идеалистом, эдаким Робин Гудом, борцом с величайшей несправедливостью этого несправедливого мира.

Понятно, почему впоследствии это дело стало излюбленным примером преподавателей психологии и криминологии. Профессора охотно о нем вспоминали, когда хотели поговорить об определенном типе убийцы, ведь тут – редчайшая удача для гуманитарных наук – выводы были однозначны. Студенты же с удовольствием их слушали: эта незатейливая история увлекала своим ужасом. Даже тот факт, что убийца скрылся в ночи, был ученым на руку: нераскрытое дело оставалось актуальным и заманчиво щекотало нервы.

Гурни отложил папку, размышляя о неизбывной притягательности этой истории. Он испытывал смешанные чувства.

– Что-то не так?

Он поднял глаза. Мадлен смотрела на него с другого конца кухни, отложив спицы.

Он покачал головой.

– Наверно дурью маюсь, как обычно.

Мадлен не отводила взгляда. Он знал, что этот ответ ее не устраивает.

– Весь проект Ким – про дело Доброго Пастыря.

Мадлен нахмурилась.

– Его ж заездили до смерти. Когда происходили эти убийства, по телевизору только о них и говорили.

– У Ким свой подход. Тогда всех интересовал манифест, думали, как бы найти убийцу, строили гипотезы о его прошлом и воспитании, о том, где он прячется, обсуждали насилие в Америке, недостатки законов об обороте оружия, бла-бла-бла. А Ким все это не волнует. Ей важен тот урон, который понесли родственники убитых – то, как изменилась их жизнь.

Мадлен слушала с интересом, потом вновь нахмурилась.

– Так что не так?

– Да сам не пойму. Может, дело во мне. Говорю же, что-то я не в настроении.

Следующее утро выдалось хмурым и холодным, как часто бывает весной в Катскилльских горах, и за стеклом французских дверей падали редкие снежинки.

В 8:00 позвонила Ким Коразон: план изменился. Вчера предполагалось, что они утром встретятся в Тёрнуэле с Джими Брюстером, а потом поедут на Ашокан на ланч с Руди Гетцем; теперь же утренняя встреча отменялась, а днем они ехали к Ларри Стерну в Стоун-Ридж, к югу от Ашоканского водохранилища, минутах в двадцати езды. Ланч с Гетцем был в силе.

– Для изменений есть особые причины? – спросил Гурни.

– Вроде того. Когда я составляла план, я еще не знала, что вы поедете со мной. Ларри куда несговорчивей, чем Джими, я подумала, лучше бы вы пошли на встречу с ним. Джими левых взглядов и очень активен. Он-то не откажется участвовать – ему дай только возможность поругать общество потребления. А с Ларри все непросто. Он, похоже, разочаровался во всех СМИ – из-за того, какую нездоровую шумиху они устроили много лет назад после смерти его подруги.

– Но ты понимаешь, что я не буду помогать тебе с раскруткой проекта?

– Конечно же, нет! Все что мне нужно – чтобы вы послушали, посмотрели, высказали свое мнение. В общем, я за вами заеду не в восемь тридцать, а в одиннадцать тридцать. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Гурни без особого энтузиазма.

Никаких возражений у него, в сущности, не было, но мелькнуло чувство, что что-то идет не так.

Засовывая телефон в карман, он вдруг вспомнил, что Джек Хардвик ему не перезвонил. Он набрал номер.

Уже после первого гудка ему ответил скрипучий голос:

– Терпение, Гурни, терпение. Я как раз собирался позвонить.

– Привет, Джек.

– Эй ты, спец, рука у меня только зажила. Хочешь, чтоб меня снова подстрелили?

Он имел в виду то, что произошло полгода назад: развязку дела Перри. Одна из трех пуль, ранивших Гурни, прошила его бок и попала Хардвику в руку.

– Привет, Джек.

– Привет от сучьих штиблет.

Стандартная формула приветствия старшего следователя полиции штата Нью-Йорк Джека Хардвика. Этот задира с бледно-голубыми глазами маламута, острым, как бритва, умом и мрачным юмором как будто нарочно устраивал при каждом разговоре серьезное испытание собеседнику.

– Я звоню по поводу Ким Коразон.

– Крошки Кимми? Школьницы с проектом?

– Можно и так сказать. Она внесла тебя в список информантов по делу Доброго Пастыря.

– Да ладно. Как это вас жизнь свела?

– Долгая история. Я подумал, может, ты поделишься информацией.

– Это какой же, например?

– Такой, которой не найдешь в интернете.

– Пикантные подробности?

– Если они важны для дела.

Из трубки раздалось сопение.

– Я еще кофе не пил.

Гурни молчал: он знал, что будет дальше.

– Значит, так, – прохрипел Хардвик, – ты сейчас едешь в “Абеляр”, привозишь мне большой суматранский, а я, так уж и быть, попробую вспомнить тебе важных подробностей.

– А такие есть?

– Кто ж знает? Не вспомню, так выдумаю. Ясен пень, что одному важно, то другому чушь собачья. Мне без молока и три сахара.

Через сорок минут, захватив два больших кофе, Гурни свернул с извилистой грунтовой дороги, ведущей от магазина “Абеляр” в деревне Диллвид на еще более извилистую грунтовую дорогу, даже скорее заброшенную тропу для скота, в конце которой Джек Хардвик снимал маленький фермерский домишко. Гурни припарковался рядом с характерной машиной Хардвика – частично отреставрированным красным “понтиаком-джи-ти-о” 1970 года.

Редкий, то и дело начинавшийся снег сменился колючей моросью. Как только Гурни ступил на скрипучее крыльцо, сжимая в каждой руке по стакану кофе, дверь распахнулась и на пороге появился Хардвик в футболке и обрезанных тренировочных штанах, со взъерошенными седыми волосами. С тех пор как Гурни ранили, они виделись только однажды, на допросе в полиции штата. Но уже в первой реплике был весь Хардвик:

– А с какого перепоя ты знаешь крошку Кимми?

Гурни протянул ему кофе.

– Нас познакомила ее мать. Тебе такой?

Хардвик взял стакан, открыл отверстие на крышке и отхлебнул.

– А мама тоже горячая штучка?

– Бога ради, Джек…

– Это значит да или нет? – Хардвик посторонился и дал Гурни войти.

Входная дверь вела в большую комнату. Гурни ожидал увидеть гостиную, но комната вообще никак не была обставлена. Пара кожаных кресел да стопка книг на голом сосновом полу, казалось, были не отсюда и их скоро должны были вывезти.