Дуглас Престон - Обсидиановая комната

Тот уставился на него покрасневшими глазами:

– Вы что, морочите мне голову?

– Нет.

– А вы знаете, сколько это отсюда?

– Да. Три тысячи шестьсот миль.

Пилот поскреб щеку и сказал:

– Еще девять часов полетного времени. Я буду никакой.

– Это последний этап. Потом можете отсыпаться хоть неделю.

– Вы знаете, приятель, на сколько часов я уже перебрал максимум, разрешенный Федеральной администрацией?

– Вот уж не думал, что вас волнуют такие пустяки, как предписания администрации. – С этими словами Проктор многозначительно похлопал по своей сумке с деньгами.

– Черт побери! – Шейпли недоуменно потряс головой. – Что ж, это ваши похороны. Я настолько зачуханный, что врежусь либо в землю, либо прямо в гору.

Сказав это, он закинул в рот еще несколько маленьких белых таблеток.

Международный аэропорт имени Хосеа Кутако был большим и на удивление оживленным в этот поздний час – без четверти одиннадцать по местному времени. Без всяких строгостей на американский или европейский манер диспетчеры все же поинтересовались, почему у них нет плана полета, и Шейпли пришлось выдумать сложную история о протечке бака, проблемах с коммуникационным оборудованием и о том, что ему чудом удалось избежать столкновения с хищной птицей, которая чуть не попала в заборное устройство. Проктор удивился тому, что пилот все еще способен на такие чудеса воображения: он провел за штурвалом почти двадцать четыре часа и его беспечность давно исчезла.

– Я труп, братишка, – сказал Шейпли, когда они свернули с полосы и начали выруливать к единственному терминалу аэропорта. – Если ты хочешь лететь еще куда-нибудь, то тебе придется отрастить крылья.

– Ты отлично справился, – заметил Проктор, глядя через лобовое стекло.

И тут он замер. Впереди, на бетонированной площадке, стоял «челленджер» Диогена.

– Стой, – приказал он Шейпли.

– Но…

– Стой, говорю!

Проктор вытащил из сумки очередные пачки стодолларовых купюр, быстро отсчитал сорок тысяч и бросил их пилоту, торопливо поблагодарив его. Потом открыл пассажирскую дверь, выпрыгнул и побежал к стоящему джету, хотя «сессна» еще не остановилась.

«Три часа, – думал он на бегу. – Он опережает меня на три часа».

Это была изнурительная игра в кошки-мышки – с самолета на самолет, через океаны, через континенты, держась на хвосте у Диогена, несмотря на все его ухищрения. Теперь «бомбардир» никуда не спешил: обтекатель одного из его двигателей был поднят, дверь в пассажирскую кабину открыта, а трап все еще спущен. Диоген и Констанс должны находиться где-то неподалеку. Если Проктору повезет, то они все еще в Виндхуке.

А если ему повезет еще больше, то они все еще в аэропорту – может быть, в зале прибытия.

Проктор добежал до джета и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по трапу. Пассажирский салон был пуст, но дверь в кабину – открыта. В левом кресле сидел человек в пилотской форме. Он записывал что-то в блокнот.

Проктор ворвался в кабину, ухватил пилота за лацканы и поднял с кресла.

– Вы вели самолет из Шеннона? – спросил он.

Человек удивленно моргнул:

– Какого черта?..

Проктор еще крепче ухватил его за ворот, усилив давление на шею:

– Отвечайте на вопрос.

– Я… и еще один, – сказал пилот.

– Кто другой?

– Он уехал из аэропорта час назад. Он уже сделал заявление. И я тоже.

– Заявление?

– О трагедии. – К пилоту возвращалось самообладание. Он явно был американцем. – Кто вы?

– Вопросы задаю я, – отрезал Проктор. – О какой трагедии? И кто были ваши пассажиры?

– Их было двое. Мужчина и женщина.

– Имена?

– Они не пожелали назваться.

– Опишите мне их.

– Мужчина приблизительно вашего роста. Худощавый. Ухоженная бородка. Странные глаза – разного цвета. – (Пауза.) – На одной щеке шрам.

– А женщина?

– Молодая, лет двадцати с небольшим. Темные волосы. Хорошенькая. Вообще-то, я ее почти не видел. Она была пьяна.

– И все? Только двое?

– Да. По крайней мере… сначала.

Проктор еще сильнее сжал его ворот:

– Что значит «сначала»? И что там насчет трагедии?

Пилот помедлил:

– Ну… дело было в женщине.

– Что с ней? – спросил Проктор. – Что случилось с женщиной?

Пилот опустил глаза, потом снова посмотрел в лицо Проктору:

– Она умерла во время полета.

– Умерла? – сказал Проктор. – Умерла?

На мгновение перед его глазами появилась красная пелена. Его охватило желание искалечить этого человека – такое с ним случалось только раз или два в жизни, при крайней опасности и угрозе физического насилия. Ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не смять трахею этого человека.

Огромным усилием воли он подавил свой позыв. Этот человек был просто мальчиком на посылках. Он мог сделать кое-что получше, чем умереть: он мог предоставить информацию.

– Расскажите мне, что случилось, – попросил Проктор тихим голосом.

Пилот с трудом проглотил слюну. Лицо у него посерело, покрылось потом, словно он вдруг понял, какая ему грозила опасность.

– Я почти ничего не знаю, – ответил он. – К сожалению, мало что могу вам сообщить.

– Скажите то, что знаете.

– Он не выпускал нас из кабины.

– Кто?

– Этот человек. Человек, который зафрахтовал самолет.

– Человек со шрамом?

Пилот кивнул.

– Что еще?

Человек снова проглотил слюну:

– Неприятности начались после нашей посадки в Акжужте. Я дремал в кабине. Марк – второй пилот – разбудил меня. Я увидел, как в самолет села другая девушка. Потом я услышал крики, звук тяжелого удара. И вот тогда… – Он помолчал. – Этот человек вошел в кабину и сказал, чтобы мы взлетали и оставались в кабине до посадки здесь, в Намибии. Он дал нам утки, сказал, чтобы мы пользовались ими, если понадобится.

Похоже, пилот увидел что-то в глазах Проктора, потому что слова посыпались из него как горох:

– Послушайте, я ничего не видел. В Шенноне она вошла в самолет на своих ногах. А когда мы приземлились здесь, ее увезли на каталке. – (Пауза.) – Когда мы пошли на посадку, он… проинструктировал нас. Что говорить официальным лицам, я имею в виду. Он сказал, что у нее всю жизнь были проблемы с сердцем. Смерть на больших высотах – это иногда случается.

– А блондинка? Кто она такая, эта блондинка?

– Не знаю. – Пилот покрутил головой. – Вы не могли бы отпустить немного?

Проктор ослабил хватку.

Пилот кивнул в сторону лобового стекла кабины:

– Вон он. Официальный представитель, который опрашивал нашего пассажира.

Он показал на невысокого человека лет шестидесяти, в форме. Тот стоял под осветительными приборами у терминала, в центре небольшой группы людей.

– Уж он-то знает больше всех, – сказал пилот.