Рик Мофина - Если ангелы падут

Мэгги сняла парусину, укрывающую незаконченный пейзаж, выбрала нужные кисти; вдохнула пряный аромат красок, мешающийся с веющим в окно запахом свежескошенной травы.

Такого умиротворения в своей жизни она не испытывала давно.

Поезд подъехал к следующей станции. Разъехались автоматические створки дверей. Снаружи в вагон вместе с сутолокой выходящих и входящих ворвался сыроватый воздух. Звякнул сигнал, а вместе с ним механический голос: «Осторожно, двери закрываются!» Через пару секунд дверные створки сомкнулись. Поезд дернулся и поехал, набирая ход по мере углубления в туннель.

– А сколько еще остановок, па?

– М-гм, – отозвался Натан. Углубленный в газету, он не замечал наводнивших вагон новых пассажиров. Такова уж была его уютная привычка транзитного пассажира: не замечать ничего вокруг, забываясь в чтении прессы.

Дэнни поглядел на газету, за которой скрывалось отцово лицо. От скуки он стал пересчитывать пальцы у себя на ручонке. Вспомнив хот-дог, который папа дал ему на стадионе, он облизнулся: вот бы сейчас еще один. Дэнни зевнул, а потом поглядел через вагон на плакат Таниты Мари Доннер и, встав с места, подошел и стал его разглядывать.

– Я вон туда, па.

– Ага, – сказала газета.

Поезд на ходу колыхнуло. Дэнни накренился и выпрямился, попутно заметив, как блеснула и качнулась серебристая цепочка в ухе какого-то тинейджера на проходе. Покачиваясь в такт движению поезда, она ритмично взблескивала, как часы гипнотизера, подманивая Дэнни к себе. Он осмотрительно обступил вытянутые загорелые ноги подростка, занятого чтением журнала о мотоциклах; параллельно тинейджер потряхивал головой под какую-то музыку, шелестящую в наушниках-пуговках. Внезапно в сторону Дэнни устремилась доска для скейта.

Дэнни напрягся, но тут доску остановил потертый «рибок» какой-то девчонки в футболке не по росту. Дэнни двинулся дальше, не обращая внимания на пассажиров, пока не остановился перед тем тинейджером с цепочкой. Лицо паренька рдело сыпью наливных прыщей. Иссиня-черный ирокез был прихотливо взбит в корону из шести набриолиненных шипов – эдакий взрыв парикмахерской спеси. На ногах черные тупорылые ботинки, драные черные штаны, а над ними черная майка с черепом, скалящимся из черного клепаного кожана.

Дэнни указал на цепочку:

– Это что?

Тинейджер перестал нажевывать жвачку, приоткрыл рот и хихикнул, как от щекотки. То же самое проделала его подружка. Волосы у нее были лиловые, цепочка помельче, но в целом она была в таком же прикиде, вплоть до нажевывания жвачки. С парнем они держались за руки. Тот подался к Дэнни, повернулся к нему ухом и тряхнул цепочку.

– Это амулет, – осклабился он. – Чтобы в жизни перло. Тебе тоже надо такой завести.

Девчонка игриво ухватила своего дружка за пах и, сделав губы уточкой, спросила Дэнни:

– А вот это что?

Это называлось « пенус ». Дэнни помнил, как мама его однажды вечером мыла в ванне, а он спросил, что это, и она ответила. Только потом он это слово забыл, а сейчас вот вспомнил.

– У тебя пенус чешется? – спросил он, на что эта парочка отреагировала скабрезным смехом и поднялась выходить.

Поезд замедлял ход. На Дэнни напирали сзади, чье-то колено едва не сшибло его с ног. Он очутился в непролазном лесу из людских ног. Механический голос гаркнул название станции. Дэнни пытался вернуться к отцу, но дорогу ему преградили скейтборд, магазинные пакеты, кожаный кейс, какой-то рюкзак. Людская масса наддавала, теснила все ближе к дверям. Дэнни пробил слепой страх, руки сжались в кулачки; он колотил ими по рукам и ногам, но пробиться не мог. Поезд остановился. С шипеньем разъехались двери. Толпа вынесла Дэнни наружу. Зовя отца, он запнулся и больно упал на холодный, грязный бетон платформы. Вокруг кишели люди, и он тонул в этой буче. Судорожная сутолока гетто гудела своим грозным ритмом. Плача и криков ребенка никто не слышал. В отчаянии Дэнни вскарабкался на ноги. К его ладошке прилип окурок. Мальчика метало от одного взрослого к другому. Он потерял ориентир, а единственной мыслью было попасть обратно в вагон. Там уже звякнул сигнал отправления.

«Скорее в поезд! В поезд, скорее!»

Дэнни вдруг ощутил, как его властно подхватывают две больших, сильных руки.

Заслышав сигнал, Натан опустил газету и повернулся к Дэнни. Его на месте не оказалось. Вот же бесенок… Он отбросил газету и принялся рыскать по вагону, разыскивая меж сиденьями сынишку. Какого черта? Куда он задевался? Не мог же он…

« Нет , нет!»

Сердце туго ударило в ребра. Натан побежал по вагону из конца в конец, расталкивая по дороге людей, заглядывая под каждое сиденье.

– Ты че, дядя?

– Ну вы даете…

– Мой сын, Дэнни… Я ищу моего мальчика, он…

Двери сомкнулись, и поезд дернуло вперед.

– Стойте! Погодите! – проговорил Натан, нелепо веля вагону остановиться.

Поезд с гудением набирал ход.

«Где мой сын?»

К горлу подкатила тошнота, спина взмокла от холодного пота. Через окно, на платформе, он увидел Дэнни в руках незнакомца, уже исчезающего в толпе.

В рывке к стоп-крану Натан сбил с ног пожилую женщину.

«Нет! О боже, нет!»

На отца Дэнни со стылой улыбкой взирала Танита Доннер.

На момент похищения Дэнни Беккера дежурная смена сидела в редакции «Сан-Франциско Стар».

Том Рид, автор криминальной рубрики, заканчивал короткий хит о семидесятидвухлетнем алкаше, которого пилкой для ногтей пришила пятидесятидвухлетняя шлюха. Дело было в одном из борделей Тендерлойна. Шлюха была не в духе и смотрела по ящику над барной стойкой бейсбол («Атлетикс» против «Янкиз»), а алкаш домогался, чтобы она в свой перерыв работала. Она же едва успела хлебнуть пива и начать обихаживать себе пилкой ногти. Алкаш, дав волю рукам, сунулся пальцами куда не следует, за что и истек кровью прямо за ее столиком. Половину матча никто этого не замечал. А алкаш, оказывается, в свое время участвовал в строительстве моста «Золотые ворота». Семидесятое убийство этого года. Итоги жизни покойного Рид подбил в двух убористых колонках, после чего ударом по клавишам пульнул материал Элу Буту – ассистенту, сидящему в редакторском отсеке.

Следующим движением Рид дохлебнул тепловатые остатки кофе. Пошел четвертый час смены. Так или иначе, а день надо продержаться. Голова снова гудит с бодуна. Потирая виски, Рид оглядел всякую дребедень, пришпиленную к стенке его закутка: полицейские номера, пожелтелая вырезка о его победе на национальном конкурсе криминальных репортажей (второй раз подряд, четыре года назад), а рядом фотографии: жена Энн и их девятилетний Зак, мечтающий стать репортером, как папа.

Такова была его жизнь или ее видимость. Источники Рида нынче общались с ним редко. Работа, за которую он удостоился награды, была позабыта. Энн вот уже скоро полгода как уехала к своей матери, взяв с собою Зака. Сама жизнь шла как будто под откос. Словно животное, грызущее на себе рану, которую не удается зализать, он возвратился к газетным вырезкам и истории, что покрыла его дурной славой. Дело Таниты Мари Доннер.