Марк Олден - Гайджин

Он придет, подумала Алекс. Он придет, я убью его и начну жить опять.

Алекс протянула руку за фотографией. Сейчас — или никогда!

— Вам помочь? — раздался женский голос из-за спины Алекс.

Рука Алекс замерла. Через несколько секунд, долгих, томительных, она повернулась, на ее губах играла несколько напряженная улыбка. У входа в гостиную стояла молоденькая горничная, чикано по национальности. Возможно, ее прислал тот самый любитель аэробики, который недавно здесь убирал, чтобы та понаблюдала за гостьей. Девушка была небольшого роста, с темного цвета кожей. На ней были надеты белоснежные фартук и крахмальная наколка, которые, по мнению Алекс, должны были отойти в прошлое вместе с рабством и прочей атрибутикой старого Юга. Довольно привлекательная, решила про себя Алекс, но, как говорят в Америке, о женщине судят по ногам. Алекс вспомнила, что уже видела девушку, когда была здесь в прошлый раз, но никак не могла вспомнить ее имени. Отчего-то ей хотелось назвать горничную Педро, что, разумеется, не могло соответствовать истине.

Приложив руку к груди, Алекс как бы пыталась успокоить свое бешено бьющееся сердце. Да, сердце уже не выдерживает подобных перегрузок. Воровство — явно не ее удел. Пусть уж Саймон занимается этим в одиночестве. Да как же, черт побери, имя горничной? Хорошо еще, что девушка узнала Алекс, и ее появление в гостиной не стало такой уж неожиданностью.

Алекс уже было хотела попросить служанку принести стакан воды, чтобы под любым предлогом избавиться от нее, как вдруг услышала шум, доносившийся со стороны лестницы, выходившей в холл. По лестнице спускали носилки, на которых лежала Касуми. Сестра Стоунз возглавляла шествие, командуя санитарами, призывая их к осторожности и требуя от Оскара Коля, чтобы тот держался от носилок подальше. Коль же повторял одну-единственную фразу: «Только не уроните ее!» Алекс поняла, что через секунду они окажутся в холле и увидят незваную гостью.

Пилар! Вот как зовут горничную.

— Пилар, — обратилась Алекс к девушке, — будьте любезны, принесите мне стакан воды. «И не возвращайся подольше», — тут же подумала она про себя.

— С удовольствием, мадам, — сказала горничная и направилась в сторону кухни. Увы, слишком поздно.

Процессия уже спустилась в холл. Касуми, закутанная в розовое одеяло, на носилках, которые несли два санитара, сестра Стоунз с воздетыми вверх руками, подкреплявшая жестами свои указания, и Оскар Коль собственной персоной, семенивший позади носилок, обеспокоенно поглядывавший на потерявшую сознание жену. Это был высокий мужчина импозантного вида, хотя и изрядно полысевший и раздавшийся. Он носил массивные очки в роговой оправе, а из уха у него торчал слуховой аппарат.

Итак, на лестнице в холле находилось пятеро людей, и двое из них, Оскар Коль и сестра Стоунз, теперь с удивлением разглядывали Алекс, находившуюся в гостиной. Они все знают, подумала она. И сейчас меня схватят...

Неожиданно в гостиную вошла Пилар, неся стакан воды на серебряном подносе. Сестра Стоунз взглянула на стакан, затем смерила взглядом Алекс, перевела глаза на Пилар и велела последней отнести воду назад на кухню. Весьма прозрачный намек. Дескать, у Пилар достаточно забот помимо того, чтобы обслуживать незваных гостей. Миссис Бендор, сообщила сестра Стоунз, придется немедленно покинуть дом.

Пилар заколебалась. Ее взгляд переходил с Алекс на сестру Стоунз, а от нее — на Оскара Коля. По-видимому, девушку обучили, как следует обходиться с гостями, но Стоунз, мерзкая карлица, и знать об этом не хотела. Она желала любой ценой выдворить Алекс. Повысив свой гнусавый голосишко чуть ли не до визга, она сказала, что если Пилар не понимает английский язык, то тогда ей придется убраться в родной Хуарес на ближайшем же автобусе.

— Это не так уж трудно и устроить, милочка, согласись, — проверещала она.

Коль, старательно избегая взгляда Алекс, продолжал молчать.

Пока сестра Стоунз, повернувшись спиной к Алекс, привлекала всеобщее внимание, Алекс совершила то, ради чего пробралась в дом Колей. Она схватила фотографию со стола и сунула ее в сумку, висевшую на плече. Она с такой быстротой затолкала фотографию в сумку, что совершенно забыла о дорогих солнечных очках от Ива Сен-Лорана, которые хрустнули при соприкосновении с довольно-таки увесистой рамкой. Впрочем, Алекс и не услышала хруста, слишком уж она была напугана.

Алекс управилась вовремя. Буквально секунду спустя гадкая карлица повернулась к ней.

— Ваша машина загораживает дорогу карете «скорой помощи», миссис Бендор. Не будете ли вы любезны передвинуть ее в другое место?

— С удовольствием. Оскар?

Коль услышал ее, но не отвел глаз от носилок, где лежала его жена. Неожиданно для Алекс, он встал на колени перед носилками и, погладив жену по голове, что-то прошептал, близко нагнувшись к ее лицу. И только тогда Алекс поняла, как Коль любил жену, пожалуй, столь же сильно, как и де Джонг.

С бьющимся сердцем, так и не поговорив с Колем, Алекс вышла из дома. Вот сейчас она включит зажигание, уедет прочь из этого дома, подальше от кошмарной карлицы, и остановится у ближайшего бара, чтобы глотнуть чего-нибудь крепкого, чего-нибудь такого, что в просторечии именуют «тигриной мочой». Так сказать, для успокоения нервов.

Потом она позвонит Саймону и расскажет о своих подвигах, а главное, объяснит, почему она все это сделала и как.

Токио

Июль 1983

Находясь в своей штаб-квартире, подвальном помещении без окон, де Джонг внимательно наблюдал, как один из его прислужников-якудза, пожилой человек по имени Такахара, положил левую руку на застланный чистой скатертью низенький столик, стоявший между ними. Двое мужчин, подложив пятки под ягодицы, сидели на полу, который был закрыт четырехугольными плетеными подстилками. Де Джонг был в синем кимоно, головной повязке и белых носках. В правой руке он держал складной веер из бамбуковых тростинок, стянутых прочной длинноволокнистой японской бумагой. Веер был старый, металлические скрепы во многих местах утеряны, а роспись — на веере был изображен садик при храме в Киото и горное озеро зимой — потрескалась и выцвела. Впрочем, о том, чтобы заменить его другим, не могло быть и речи. Когда-то этот веер принадлежал Касуми.

Такахара носил цветное кимоно. Его крупная голова была коротко острижена, а на левой стороне лица кожу стягивал складками безобразный шрам, напоминание о ране, нанесенной мечом, полученной Такахара на службе у своего оябуна — Руперта де Джонга. Десяток лейтенантов и рядовых якудза стояли тогда за его спиной и были готовы в любую минуту помочь исполнить наказание.