Брижит Обер - Карибский реквием

Среда, 3 июля, это как раз сегодня. Он посмотрел на часы «Тайд Мастер» со специальным счетчиком волн, они прекрасно зарекомендовали себя на Коста-Рике: 9.57. Даг встряхнулся: если поторопиться, можно успеть к концу службы. Он рывком вскочил, неосторожно задев при этом своего соседа-рыболова, который машинально потянул удочку и выругался.

В церковь он прибежал весь в поту. Небо затянулось облаками, вот-вот должен был начаться дождь, плотный, тяжелый. В воздухе жужжали крупные назойливые мухи. Даг вытер влажный лоб и одним махом взлетел по ступенькам.

И вновь, уже в который раз, Дата приятно удивила царящая в церкви прохлада. Богослужение совершал отец Леже, он стоял перед алтарем, и его глубокий голос гулко отдавался под сводами. В маленьком нефе было около тридцати человек; когда Даг вошел, они как раз хором подхватили псалом. Даг устроился в глубине церкви. Внушительных размеров дама, рыдавшая в первом ряду, без сомнения, являлась безутешной вдовой. Возле дамы сидели, поддерживая ее с двух сторон, крепкого сложения молодой человек в сером костюме и молодая хрупкая женщина в темном костюме, – должно быть, те самые дети, упомянутые в извещении о смерти: Луиза и Марселло. Молодая женщина повернула голову. Даг решил, что ей лет тридцать пять, отметил решительный профиль, нос с горбинкой и волевой подбородок. Хорошенькая черная кошечка с Карибской кровью, решил он. Ее младший брат, казалось, был высечен из скалы. Явно не из тех, кому можно безнаказанно наступить на ногу, в прямом и в переносном смысле.

Оглядев присутствующих, Даг мысленно похвалил себя за то, что надел темно-синюю рубашку и серые брюки: так он не выделялся из публики. Он бы не хотел, чтобы его заметили. Псалом заканчивался. Отец Леже, воздев руки, пропел последнюю ноту, затем словно отпустил всех широким взмахом. Поднялись четверо молодых людей и, подойдя к гробу, взвалили его на плечи, медленно двинулись по проходу. Семейство, рыдая, последовало за ними. Когда они проходили мимо Дага, он вновь обратил внимание на решительный вид молодой женщины, ее большие, очень черные глаза с умным взглядом, высокие изящные скулы и полные нежные губы. Он выскользнул наружу и приблизился к ней.

– Простите, – сказал он, – вы ведь дочь Луиса?

Она быстро обернулась, ее красивое лицо исказила боль.

– Да, а что?

– Я был другом вашего отца. Мы одно время вместе работали, давно уже, а потом я перебрался на континент. Я только что вернулся и сразу же узнал эту ужасную новость. Я хотел вам сказать, до какой степени я потрясен… Как это случилось?

– Никто не знает, да и я ничего не понимаю. Папа был таким осторожным, он всегда водил очень аккуратно…

– Может, стало плохо?

– Он прекрасно себя чувствовал. Он только что прошел медицинскую комиссию, это все проклятые дороги. Сплошные выбоины. Может, колесо отскочило…

– Луиза, подойди, пожалуйста!

Это звал ее брат: он измучился, пытаясь посадить плачущую мать в микроавтобус, который должен был доставить всех на кладбище. Она неопределенно взмахнула рукой.

– Простите… Послушайте, раз вы знали папу, приходите вечером к нам домой. У нас будут поминки.

– С удовольствием, но я не помню вашего адреса.

– Ти'Бу, прямо напротив водолазного клуба. Вечером, часам к семи.

Она побежала к брату. Даг отступил в тень пальмы. Какая очаровательная женщина эта Луиза Родригес. И похоже, не очень верит, что отец вдруг почувствовал себя плохо за рулем. Беседа обещает быть интересной. Но прежде придется слетать в Бас-Тер к господину Лонге. Когда Лестер увидит цифру расходов на авиабилеты, он дуба даст.

Заметив на пороге отца Леже, Даг направился к нему.

– Здравствуйте.

– А, детектив! Здравствуйте, молодой человек. Ждет ли вас и сегодня утром какая-нибудь загадка? Далеко ли вы продвинулись в своих поисках?

– Доктор Джонс навел меня на один след: некто Лонге, в прошлом руководитель Инспекции по делам санитарного и социального надзора, сейчас занимает какой-то пост в Бас-Тер, в Гваделупе. В общем, вполне возможно, что самоубийство Лоран Дюма было замаскированным убийством… Я позже расскажу вам подробности, но сейчас мне нужно бежать, и я хотел бы вас попросить, нельзя ли оставить у вас на время мой рюкзак, а вечером я бы его забрал…

– Разумеется. Но при условии, что вы мне все расскажете!

– Договорились. До вечера.

Выйдя из дверей маленького аэропорта в Байифе и в очередной раз потратив какое-то время на таможенные формальности, Даг подозвал такси, опередив других нагруженных багажом пассажиров. Трогаясь с места, водитель включил на полную громкость приемник, и в кабину хлынул поток ритмичной музыки. Даг в это время машинально обозревал окрестности сквозь открытое окно. Какие-то дети, горланя и расталкивая прохожих, носились друг за другом. Маленький человечек с трудом тащил огромный чемодан, залепленный наклейками и тщательно перевязанный, из него торчали куски яркой шелковой ткани. Длинная такса невозмутимо писала на изящную кожаную дорожную сумку молодой стюардессы, с которой любезничал ее хозяин. Даг усмехнулся. Когда такси отъезжало, какая-то женщина мелькнула в его поле зрения, и ему вдруг почудилось, что знает ее, хотя он и не мог вспомнить, где ее видел. Белая женщина, лет сорока, светлые волосы до плеч, одета в узкие синие брючки и того же цвета безрукавку, большая холщовая сумка через плечо. Ну не вспомнил и не вспомнил, какая разница.

Он откинулся на спинку и вновь принялся обдумывать свое дело.

Первое: в 1970 году на мирном островке Сент-Мари Лоран Дюма-Мальвуа, молодая белая женщина, супруга господина Мальвуа, который на двадцать лет старше ее, встречает молодого черного парня. Любовь под пальмами. Через девять месяцев на свет появляется незаконнорожденный ребенок. Мальвуа прогоняет Лоран вместе с ее цветным ребенком. («А какого конкретно цвета?» – как частенько спрашивал отец Дага с простоватой улыбкой, заставлявшей собеседников краснеть.)

Второе: Лоран поселяется в бедном квартале городка Вье-Фор и живет за счет пособий и своих прелестей. Она все больше пьет и в конце концов кончает с собой в 1976 году, оставив пятилетнюю дочь Шарлотту. Тело обнаруживает сосед по имени Луазо.

Третье: разрешение на захоронение подписано доктором Джонсом, несмотря на протесты его ассистента, Луиса Родригеса, который находит эту смерть подозрительной. На похоронах ее отпевает отец Леже.

Четвертое: сначала Шарлоттой занимается мадемуазель Мартинес, затем ее отправляют в приют, где она и живет до достижения ею восемнадцати лет.

До сих пор никаких проблем. Прикрыв глаза, Даг барабанил пальцами по потрескавшейся кожаной обивке сиденья.

Пятое: она покидает приют, становится манекенщицей, и, как это случается со многими брошенными детьми, когда они взрослеют и начинают зарабатывать деньги, ее внезапно охватывает желание отыскать отца. Вот здесь-то и начинаются вопросы: а) Почему мадемуазель Мартинес хранила в своих бумагах двадцатилетней давности письмо, в котором говорилось о преступлении? Если это всего лишь пьяный бред, почему бы письмо не выбросить? б) Почему некто Родригес сомневался, что речь идет о самоубийстве? в) Почему доктор Джонс так торопился замять дело?