Лесли Уоллер - Войны мафии

Статья в «Таймс» безошибочно указывала Итало, что Винса пытаются усадить на горящие уголья не столько из-за судьбы его девяти шлюх, сколько из-за развязанной в центре Нью-Йорка гангстерской войны, за то, что он принес в город хаос и смерть. А если возникнут неприятности в Нью-Йорке, доброжелатели в других больших городах быстро отправят всех распространителей МегаМАО в тюрьму.

Вложив всю страсть в проклятия, Итало сел за стол и мрачно уставился в пыльное окно своего кабинета. Он слышал жужжание вертолета неподалеку. Этот звук напомнил ему о покушении в июне, когда пуля пролетела так близко от них с Чарли. Отсиживаясь в своей берлоге на Доминик-стрит, думал Итало, он недосягаем для врагов. А пока удавалось удержать Чарли запертым в коконе из транквилизаторов, он выигрывал время для борьбы с саботажем, затеянным племянником.

Личный телефон Итало звякнул. Он схватил трубку.

– Чио? – неуверенным голосом произнес молодой человек. – Это Вито из клиники.

– Да, нипоти. Что стряслось?

– Ч-чарли...

– Что – Чарли?

– Он удрал!

Катастрофа. А Итало истратил весь запас проклятий!

Нет ничего дешевле человеческой жизни, думал Никки Шан. Бессердечный прагматизм распространился по Западу. Повсюду на земле жизнь стала дешевле грязи.

Его собственная в том числе.

Он чувствовал себя пешкой, когда его деловито умыкнул Керри, чтобы рассчитаться им за похищение отца Банни. Пешкой в грубой игре. Он вспомнил выражение лица Керри, когда тот сказал, что для него большой роли не играет, жив Никки или нет. И все его мысли вместе с ним вернулись в наименее подходящее место, в элегантное убежище, придуманное его отцом, способным жить только за оградой и под охраной. Никки дремал в одной из комнат. В соседней отец инструктировал какого-то из братьев Ли, командовавшего охранниками.

– ...установлены более мощные сенсорные устройства, – рапортовал Ли.

– Дополните их новыми инструкциями для охраны, – сухо сказал Шан.

– Сэр?..

– По моим сведениям, наша безопасность сейчас требует повышения ответственности. Мы можем легко сделать это, поскольку все члены моей семьи сейчас здесь. Включая моего сына.

– Да, сэр.

– Ночью ваши люди должны быть готовы стрелять.

– Вы имеете в виду, если сработают сенсорные устройства?

– Здесь может оказаться бродячая собака. А может – наемный убийца. В ночное время приказ – стрелять.

Пауза.

– Стрелять, – елейно произнес Ли, словно пробуя слово на вкус, – чтобы убить?

– Да.

Убить. Слово продолжало трепетать где-то в мозгу у Никки. Как ледяная дробинка, застрявшая в основании мозга. Он слышал, как захныкал маленький Лео, проснувшийся после дневного сна. И слышал, как Николь успокаивает его. Потом они с Банни обсуждали поездку в город. Мягкий ветерок шевелил пальмы, они шелестели и мирно потрескивали. Весеннее солнце с безоблачного неба струилось на моментально просыхающий песок. В этой мирной гавани, долине покоя, его отец приравнял человеческую жизнь к жизни бродячей собаки.

Стрельба на поражение – девиз дикарей. Свирепое безумие взводов смерти. Это было в Белфасте. В Багдаде. Везде. Никто, называющий себя человеком, не отважится принять это. А его отец – отважился, слепо проламывая свой путь, взяв закон в свои руки. Это лишено смысла – райский оазис, окруженный смертью. Это ничего не изменит – ни в Вашингтоне, ни в Нью-Йорке. Но, приказывая охранникам стрелять и убивать, от одной мысли об этом отвратительном приказе отец успокаивается. Смерть балансирует на хрупкой грани его эгоизма.

Смерть любого.

– Эйлин, как бы я хотела быть там. – Уинфилд свернулась клубочком в кресле, болтая по телефону. – Трудно поверить, но решение о взятии под стражу может быть выполнено. Во вторник. Будет установлена сумма залога.

– Только что говорила с Ленорой, – сказала Эйлин Хигарти. – Она не может показаться в прокуратуре. Баз тоже. И по чести говоря, я рада, что вы сейчас – сиделка при отце. Появись вы в прокуратуре, адвокаты Винса моментально использовали бы ваше родство, чтобы все перевернуть с ног на голову. – Она помолчала, позволяя Уинфилд переварить сказанное. Словно чтобы сменить тему, Эйлин продолжила: – Ваш отец уже оправился от транквилизаторов?

– Прошло всего три дня, но он значительно приободрился. Эйлин, а телерепортеров пустят?

– Когда его возьмут под стражу? Сомневаюсь. Да они вообще сомневаются, что им это удастся. Вы видели передовицу в «Таймс»? Мне случалось работать и с меньшей поддержкой. Кстати, первое, на что пожалуется Винс, это кампания в прессе. Его адвокаты заявят, что теперь непредвзятое рассмотрение невозможно.

– Винс при любом раскладе будет жаловаться.

– Ну, это серьезный повод. Мне звонил друг из Сан-Франциско. Они начинают сейчас другое судебное дело против Риччи. О мошеннической медицинской практике. В детоксикационных центрах первого попавшегося бездомного заносят в списки Голубого Креста или другого медицинского учреждения и начинают требовать деньги от страховой компании на мифические операции или лечение.

Уинфилд услышала шаги на лестничной площадке, потом звонок в дверь.

– Кто-то пришел. Я позвоню вам завтра.

– Будьте осторожны.

– О, отличный совет. Может, подождете, пока я открою?

– Конечно. Скажете, кто пришел. Мы все в опасности в эти дни.

Уинфилд положила трубку и открыла дверь – Керри.

– Папа спит. До полудня подождешь?

– Я – только представитель делегации. – Он шагнул внутрь, и за ним последовал его брат.

– О, привет, – натянуто произнесла Уинфилд.

– Buono giorno, tesoro, – произнес Чио Итало, входя следом, маленький, тощий, словно мертвец, вызванный из могилы злобным колдуном. Он аккуратно закрыл за собой дверь со странно торжествующим видом, словно одержал какую-то победу. Уинфилд потянулась к трубке.

– Эйлин, – сказала она, – здесь у нас семейная встреча: Керри, Кевин и Чио Итало.

– Иисус Христос, – пробормотала Эйлин, – сейчас они вас прикончат.

– Семья есть семья. Позвоните мне через полчаса. Если меня не похитят и не убьют, значит, мы по-прежнему возглавляем гонку. – И она нахально ухмыльнулась вошедшим.

– Я так и поступлю. – Эйлин немного поколебалась. – Уинфилд, я не забыла, кто вернул мне База и этот процесс. Если мы выиграем, это в большей степени ваша победа, чем чья-либо. Вы нужны мне живой и здоровой.

– Я в семье любимица. – Уинфилд послала мужчинам еще одну озорную улыбку. – Пока.

Она повесила трубку.

– Чио, отец спит.

– Уже нет, – произнес Чарли, появляясь в дверях спальни. Его голос казался тонким, словно просачивался через узкую щель. – Встал, чтобы отразить нашествие. Buon giorno, Чио.