Мартин Смит - Роза

Блэар махнул рукой и уехал. Под дождем от его лошади шел пар. Блэар сообразил, что похож сейчас на цыгана, старьевщика или бродячего лудильщика, вообще на человека, от которого, судя по его внешнему виду, можно ждать только неприятностей. Типам с такими физиономиями двери не открывают.

Не обнаружив в доме Шарлотты, он даже испытал определенное облегчение. Блэар не представлял себе, что и как он стал бы ей говорить: попытался бы объяснить, что ничего не знал о подлинных мотивах епископа, или же спустил бы с цепи сидящего у него в душе дьявола и сделал бы все, чтобы толкнуть Шарлотту в объятия Роуленда. Если бы во время последнего их разговора он встретил со стороны Шарлотты не холодное презрение аристократки, а что угодно иное, просто нормальное — как у Розы — биение человеческого сердца, какой-то минимум теплоты и доброго отношения, все могло бы сложиться иначе. Повинуясь внезапно возникшему импульсу, он тогда сказал, что уедет из Уигана, а Шарлотта просто бросила это предложение ему обратно в лицо, как половую тряпку.

Настроение у Блэара портилось все сильнее, чему помогали сгущавшаяся темнота, усиливавшийся ветер, перестук голых ветвей у него над головой. Он зажег фонари коляски, хотя в наступавшем мраке больше доверял инстинкту лошади, чем собственному зрению. Теперь он уже и сам не понимал, для чего предпринял эту вторую попытку заключить с Шарлоттой перемирие.

Дорога шла к северу, уводя от Уигана; если верить компасу, Блэар приближался к границе имения. Сильный порыв ветра подхватил листья, и они закружились вокруг коляски, словно летучие мыши. Когда Блэару уже начало казаться, что он едет не туда, дорога впереди осветилась двумя яркими параллельными лучами света, и откуда-то издалека докатился низкий рокочущий звук грома.

Вспышки на мгновение ослепили Блэара, и ему внезапно пришло в голову, что и Шарлотта, и Роза — каждая по-своему — в высшей степени незаурядные личности; а лицо той девушки, которую он видел в доме, внешне миловидно, но не более. И Шарлотта, и Роза были, каждая в своем роде, золотыми самородками; а эта, третья девушка — угольной пылью.

Северные ворота имения были из кованого железа. Открыли их когда-то давно, в этом положении они и проржавели. Высокие буки в этой части усадьбы уступили место согнутым ветрами хвойным деревьям. Следуя полученным от Леверетта наставлениям, Блэар отмерил пятьдесят шагов и оказался в зарослях высокого, по пояс, папоротника. В свете фонаря прямо перед ним из кипения резных папоротниковых листьев росла береза — дерево, обычно первым появляющееся на угольных отвалах.

Подойдя к ней, Блэар услышал стук капель дождя по металлу. Он пошарил взглядом и обнаружил закрепленный с одной стороны на петле металлический люк размером три на три фута; Блэар откинул его, и снизу со свистом рванулся воздух. Блэар медленно опустил в люк фонарь. Метан любит скапливаться в старых шахтах, Блэару же хотелось покинуть Уиган своими ногами, а не по воздуху. В отличие от шахтерской лампы, фонарь «бычий глаз» не предназначался для того, чтобы определять наличие газа: пламя в нем было скрыто внутри металлического корпуса, и свет выходил наружу через линзы. Единственным, что могло бы указать на наличие газа, был цвет пламени. Но когда фонарь опустился примерно на десять футов и достиг основания штольни, пламя оставалось по-прежнему желтым, свидетельствуя, что путь безопасен. Рельсов в штольне не было; значит, шахта работала еще в те времена, когда уголь из забоев вытаскивали на салазках. Блэар сходил к коляске и вернулся с толстой веревкой, один конец которой он закрепил на березе. Потом прицепил к поясу «бычий глаз» и начал спускаться по веревке в ствол шахты.

Пол штольни оказался мокрым и скользким, деревянная крепь стен и кровли просела от времени и гниения. Нижняя часть ствола шахты покоилась на свободно стоявших опорах из разъеденного временем камня; Блэару показалось, что стоит только дунуть на них посильнее, и колонны рухнут. Штольня, по сравнению с шахтой Хэнни, казалась микроскопической, но из таких штолен вела начало вся империя Хэнни. Вокруг Уигана были сотни подобных заброшенных шахт, и тысячи еще более древних, типа «колокола», представлявших собой просто ямы, из которых когда-то выбирали уголь до тех пор, пока они не обрушивались.

Держа перед собой фонарь, дававший узкий пучок света, и оттого ощущая себя одноглазым, Блэар двинулся по штольне в глубь шахты. Отпечатков чьих-либо следов нигде не было видно, но тот факт, что люк шахтного ствола вообще открылся, тем более легко, позволял предположить, что в шахте недавно кто-то побывал.

Штольня постепенно уходила вниз, что подтверждали стекавшие по стенам капли воды: следы от них шли под углом к полу, указывая на угол наклона штольни. С кровли бахромой свисали поганки. Там, где стены были посырее, поблескивали оставшиеся вкрапления угля, основная масса которого была уже давным-давно добыта и поднята на-гора. В свете фонаря промелькнул и исчез в расщелине чей-то хвост; в шахте наверняка обитали крысы, мыши, всевозможные жуки — природа не терпит вакуума. Кровля штольни становилась все ниже, и Блэар пошел дальше на полусогнутых ногах и пригнувшись, как ходят шахтеры. Рослым людям такая походка давалась очень тяжело. Недаром Мэйпоул записал в дневнике: «Все мышцы у меня болят».

Ярдов через пятьдесят штольня закончилась: пласт угля в этом месте уходил резко вниз, добывать его стало невозможно; на стене накопился слой пыли. Здесь прямо по центру штольни была оставлена опора, состоявшая из чистого угля. Блэар представил, какое искушение вырубить и этот уголь должны были испытывать работавшие в забое шахтеры: им ведь платили только за то, что выдавалось на-гора. Однако выбраться из шахты живыми оказалось для них все-таки важнее.

Поводя фонарем из стороны в сторону, Блэар внимательно осматривался. С потолка свисали окрашенные в перламутровый цвет сосульки сталактитов. Под ногами стояла чистая вода. На серебристой пыли у основания опоры четко виднелся похожий на лошадиную подкову отпечаток железной набойки клога. Царапины на каменном полу штольни могли быть оставлены человеком, еще только привыкавшим к жестким, болтавшимся на ноге клогам и потому поневоле шаркавшим ими при ходьбе. Но тот, кто здесь побывал, тренировался не только в ходьбе. На стенах виднелись относительно свежие следы, оставленные ударами кайла; одни из них шли прямо, как стрела, другие разбегались в разные стороны, как бы неуклюже пытаясь подражать первым.

В штольне стоял какой-то особый, как в склепе, холод. Блэар передернулся и отпил глоток бренди. Пряча фляжку на место, он заметил еще кое-что любопытное: в самом конце штольни к стене был прислонен парус — натянутый на деревянную раму кусок брезента. Такие паруса использовались для того, чтобы направлять поток воздуха из одной штольни в другую. Но тут вся шахта состояла из одной-единственной примитивной штольни, и никакой нужды в парусе не было. Если, конечно, за ним что-нибудь не скрывалось.