Никки Френч - На грани

— И все-таки?

— Надя, пойми: мы делаем все возможное, чтобы защитить тебя.

— Тогда договаривай.

— Мы понимали, что письма миссис Хинтлшем — это очень серьезно, — пробормотал он так тихо, что мне пришлось напрячь слух.

— Почему? — Он заглянул мне в глаза, и я все поняла. От ужаса у меня перехватило дыхание. Я широко раскрыла глаза. Голос враз осип. — Она была не первой?

Камерон кивнул.

— Кто еще?

— Молодая женщина, Зоя Аратюнян. Она жила в Холлоуэе.

— Когда?

— Пять недель назад.

— Как?

Камерон покачал головой:

— Прошу тебя, Надя, не спрашивай. Мы не спускаем с тебя глаз. Доверься нам.

Я саркастически рассмеялась.

— Я понимаю, каково тебе сейчас, Надя.

Я обхватила голову ладонями:

— Нет, ничего ты не понимаешь. Я сама не понимаю, тебе-то откуда знать?

— Что же будет дальше?

Я вскинула голову и впилась в него взглядом. Он хотел знать, не проболтаюсь ли я. Детский сад. Жестокое дитя.

— Я выживу.

— Конечно, конечно, — слишком поспешно и слащаво заверил он. Как врач у постели умирающего пациента.

— Думаешь, я погибну?

— Ну что ты! Ни в коем случае.

— Сумасшедший, — выпалила я. Страх подкатил к горлу, как желчь. Кровь зашумела в ушах. — Убийца.

В дверь позвонили. Застенчивая, улыбчивая, лживая Линн. Камерон сразу понизил голос:

— Прошу, о нас — никому.

— Отцепись. Я думаю.

Как ни странно, приходу Линн я почти обрадовалась. Она попыталась расспросить Камерона о планах на следующую неделю, но он отвечал отрывисто и не сводил глаз с меня. И поглаживал себя по щеке, словно пытаясь определить, не осталось ли на ней отпечатков моих пальцев. Потом пробормотал, что ему пора.

— Завтра поговорим, — заявила я.

— О чем? — сразу струсил он.

— О планах.

Он пожал плечами и ушел. А я осталась наедине с Линн и растерялась. Как вести себя дальше, я еще не придумала.

— Хотите выпить? — спросила я.

Обычно я не пью, но сейчас мне бы не помешало.

— Чаю, если можно.

Я засуетилась, поставила чайник. В последние дни я только и делала, что поила ее чаем, как бабушка. Для себя я разыскала в глубине шкафа бутылку виски, купленную кем-то в аэропорту мне в подарок. Плеснув немного виски в стакан, я доверху долила его холодной водой из-под крана. Мы с Линн вышли в сад. Уже вечерело, но жара не унималась.

— Ну, будем здоровы. — Я легонько стукнула стаканом о кружку Линн и глотнула виски. Оно обожгло мне горло, скатилось прямиком куда-то в глубь живота. Сад, конечно, безобразно запущен, зато похож на убежище, хотя сюда и доносятся шум транспорта и музыка из соседнего дома. Мы забрели в угол, где разросся какой-то куст. Он был весь покрыт метелками лиловых цветов. Над ними вились белые и бурые бабочки — как обрывки бумаги, подхваченные ветром.

— Люблю постоять здесь вечером, — сказала я, Линн кивнула. — Летом, разумеется. И не в дождь. Люблю смотреть на цветы и думать, как они называются. А вы знаете? — Линн покачала головой. — Жаль. — Я сделала еще глоток. Ну, пора. — Я должна извиниться перед вами, — продолжала я как раз в ту минуту, когда она поднесла кружку к губам, проверяя, не остыл ли чай. Линн озадаченно подняла брови:

— За что?

— Вчера я спрашивала, не слишком ли много шуму из ничего, — я имею в виду всю эту охрану и так далее. Мне хотелось узнать, зачем это вам. Теперь я знаю.

Линн замерла, не донеся кружку до рта.

Я продолжала:

— Знаете, все получилось даже забавно. Вчера на детском празднике я разговорилась с одной из нянь. И случайно кое-что узнала. Эта няня служила у некоей Дженнифер Хинтлшем. — Надо отдать Линн должное: она ничем себя не выдала. Просто не смотрела мне в глаза. — Вы слышали о ней?

Линн ответила не сразу.

— Да, — наконец тихо сказала она.

У меня вдруг мелькнула мысль, точнее, ощущение. Мне вспомнилось, как я где-нибудь бывала с Максом и вдруг понимала, что сюда же он приходил раньше с другими девушками. И как я себя ни успокаивала, мне сразу становилось тошно и противно.

— Значит, и с ней так было? С Дженнифер? С ней вы тоже стояли в саду и пили чай?

Линн затравленно отвела взгляд. Бежать ей было некуда. Ей приказано следить за мной.

— Простите, — пробормотала она. — Надо было все рассказать вам сразу, но, понимаете, приказ... Мы не хотели травмировать вас...

— А Дженнифер знала, что она не первая?

— Нет.

У меня отвисла челюсть. От ужаса перехватило горло.

— Так вы ей тоже врали! — прохрипела я.

— Все было не так, — возразила Линн, не глядя мне в глаза. — Решение было принято с самого начала. Чтобы не пугать вас понапрасну.

— И Дженнифер?

— Да.

— Если я правильно поняла вас, она не знала, что человек, который шлет ей письма, уже кого-то убил?

Линн не ответила.

— И решения за нее принимали другие?

— Нет, не так, — поправила Линн.

— Что «не так»?

— Я тут ни при чем, — заявила Линн, — но я знаю, что все хотели как лучше. Они думали, что спасут ее.

— Но тактика защиты Дженнифер и Зои не сработала. — Я глотнула виски и закашлялась. К спиртному я не привыкла. Мне стало страшно. — Простите за неприятный разговор, Линн, но мне тяжелее, чем вам. Речь идет о моей жизни. Это меня грозят убить.

Она шагнула ближе:

— Вы не умрете.

Я отпрянула. Не хочу, чтобы эти люди прикасались ко мне. Их жалость мне не нужна.

— Объясните еще одно, Линн. Вы уже несколько дней торчите у меня. Сидите в доме, пьете чай, не отказываетесь перекусить. Я рассказываю вам, как я живу. Вы видели меня босиком, на диване, полураздетой. Понимали, что я верю и доверяю вам. И о чем же вы все время думали?

Линн молчала. Я ждала ответа и потягивала виски.

— По-вашему, я дура? Все вокруг знают мою подноготную, а я — почти ничего. Интересно, как бы вы почувствовали себя на моем месте?

— Не знаю.

Я отхлебнула еще глоток. Спиртное начинало действовать. Чтобы напиться, мне нужно немного. И неудивительно: тело у меня сильное, а голова слабая. Мне становилось все труднее сдерживать ярость, которая пульсировала где-то в глубине. Алкоголь распространился по всему организму, краски стали мягкими, размытыми, лучи заходящего солнца приятно согревали.

— Вы охраняли и первую?

— Зоя? Нет. Я видела ее только однажды. Незадолго до...

— А Дженнифер?

— Я постоянно была при ней.

— Какие они были? Похожие на меня?

Линн допила чай.

— Простите. Мне жаль, что вас держат в неведении. Но разглашать такие подробности нам запрещено. К сожалению.

— Вы что, не понимаете? — Я повысила голос. — Этих женщин я никогда не видела. Я не знаю даже, как они выглядели. Но у нас есть кое-что общее. Я хочу знать про них все. Это мне поможет.

Линн замкнулась в себе. Стала похожа на бюрократа-чиновника.