Стивен Фрей - Афера

— ...ухватится за все, что только возможно, — подтвердил Хендерсон. — Мой корреспондент ясно даст понять читателям, что банки, кредитующие компании, несущие ответственность за сохранность окружающей среды, эту ответственность разделяют. Не забудет он подчеркнуть также, что ответственность «Пенн-мар» может выразиться в сотнях миллиардов долларов. Сами понимаете, как обрадуются вкладчики Южного Национального, да и других банков, участвующих в деле.

Уинтроп с трудом сдерживал обуревающие его чувства. Подготовка прошла отлично. Все они — одна команда. Каждый игрок знает свой маневр. Работа идет с точностью часового механизма, и в основе этой точности — повторение упражнений, доведение их до автоматизма. Тренировку ничем не заменишь.

— На следующий день, — продолжал Хендерсон, — то есть сразу после того, как мы объявим о крушении Южного Национального, в «Файнэншиал кроникл» появится сообщение о том, что фирма-инвестор, куда вложены деньги президента — «Лоудстар инвестмент менеджмент», — совершила какие-то сомнительные операции с акциями «Пенн-мар» непосредственно перед тем, как ее поглотила «Винс и К°». Причем сообщение будет составлено таким образом, что читатель решит, будто президент сам распорядился приобретением этих акций, ибо располагал какой-то конфиденциальной информацией. В компьютеры «Лоудстар» соответствующие данные заложены?

Резерфорд кивнул.

— Короче говоря, господа, — подвел итог Уинтроп, — за какие-то двадцать четыре часа с президентом будет покончено. На финансовых рынках воцарится хаос, а экономика пойдет вразнос. Президенту придется отбиваться от обвинений в использовании конфиденциальной информации. В результате на президентских выборах, до которых рукой подать — всего несколько недель, — победит наш кандидат, мистер Уитмен, и мы взглянем на будущее страны и собственные перспективы с куда большим оптимизмом. — Уинтроп с силой вдавил окурок сигары в стоявшую перед ним хрустальную пепельницу. — Ну а как там насчет наших друзей, Резерфорд? — Уинтроп указал на Бормана и Чеймберса.

— Все улажено, — сказал Резерфорд. — Все сочтут, что Уоллесу Борману не удалось справиться с ситуацией в Южном Национальном, когда банк пошел напролом, и он покончил с собой, врезавшись на автомобиле в скалу. Машина, свалившись с обрыва, сгорит, и труп водителя никто не опознает, но водительское удостоверение, выданное на имя Бормана, уцелеет. Ну уж кандидата в жертвы мы подыщем. Что же касается Бормана, то с нашим трехмиллиардным резервом мы его до конца жизни обеспечим. Все это будет напоминать программу защиты свидетелей в действии, только Уоллесу обеспечена царская жизнь. Ранчо в Вайоминге уже куплено.

Уинтроп все это знал, но хотел, чтобы знали и другие.

— Что касается Девона, — продолжал Резерфорд, — то с ним проблем возникнуть не должно. Тернер уверяет, что для обвинений против него нет никаких законных оснований. Скорее всего, компания «Пенн-мар» столкнется с обвинением в отчуждении имущества, направленным на обман кредиторов, но лично Девона это не коснется. Не исключено, что ему придется предстать перед судом в качестве свидетеля, но, возможно, и этого не произойдет. — Резерфорд пристально посмотрел на Чеймберса.

Тот выдержал его взгляд. Стало быть, Резерфорд знает о том, что у него рак. Вот ублюдок. Впрочем, сбор информации — его профессия. Потому его и пригласили войти в правление после гибели Стила в авиационной катастрофе.

Уинтроп раскурил очередную сигару и обратился к Прескотту:

— Так, а что у нас с «Винс и К°»? Вы уверены, что наши уши нигде не торчат?

— В тот самый день, когда мы выиграем тендер, «Винс и К°» вольется в «Пенн-мар», после чего все следы ее исчезнут.

— А Фэлкон? — Бейли Хендерсон подался вперед. — С ним как?

Резерфорд откашлялся. Комната так пропиталась сигарным дымом, что хоть топор вешай.

— Мы все организовали так, что Эндрю Фэлкона признают виновным в использовании конфиденциальной информации. В прошлую среду мистер Фэлкон прибрел акции компании «Пенн-мар» на сумму тридцать тысяч долларов. В любой ситуации, хотя сам Фэлкон, конечно, об этом и не подозревает, он угодит в тюрьму. В тюрьму весьма строгого режима. Его убьет сокамерник.

— А к чему все эти сложности? Разве по завершении дела нельзя просто избавиться от него? Таким же, допустим, образом, как мы избавились от Картера Филипелли. Несчастный случай. Уверен, Феникс Грей справится с таким заданием. — Видно было, насколько трудно далось Девону Чеймберсу даже это небольшое выступление.

— Мы хотим избежать вопросов. Любых. В данном случае все должно выглядеть в высшей степени естественно. Фэлкона следует дискредитировать. И еще надо заставить его помучиться. Физически и душевно. — Уинтроп поднялся и грохнул кулаком по столу. — Я хочу, чтобы этот ублюдок как следует помучался!

В комнате воцарилась мертвая тишина.

Струи дождя, подгоняемые сильными порывами ветра, били в окна небольшой двухкомнатной квартиры Эндрю Фэлкона. Он приоткрыл окно в гостиной и, опустившись на колени, прижался носом к стеклу. Десятью этажами ниже пролегала Восемьдесят вторая улица. Люди спешили на работу. Съежившись под зонтами самых разных размеров и цветов, они обгоняли друг друга, толкались, лишь бы не опоздать.

Глядя на них, Фэлкон вспомнил детство, те моменты, когда отец за какую-нибудь провинность оставлял его дома и ему приходилось смотреть в окно своей комнаты, как во дворе играют приятели. Чарли Ричардс. Его отец. Бадди, как звали его в литейном цехе. Ублюдок Бадди. Он никогда не улыбался, никогда и ни с кем не пытался сблизиться. Потому-то так мало людей пришло на похороны его жены. Кому какое дело?

Фэлкон вздохнул. Мать его, славная женщина, только одно в жизни и знала — семью: Бадди, Эндрю и его сестренку Сару. Но Бадди был мужчина суровый. И злобный. Обращался с женой ужасно. Быть может, ей повезло, что в ту ночь, возвращаясь от матери, жившей в Трентоне, она потеряла управление. Фэлкона всегда интересовало, был ли то и впрямь несчастный случай. Перед деревом никаких следов резкого торможения не осталось. С другой стороны, мать наверняка понимала, что, убивая себя, отнимает жизнь и у Сары, потому никогда не решилась бы на самоубийство.

Мать Дженни тоже умерла молодой, и по этой причине его так тянуло к ней. Они много говорили о том, какое впечатление произвела эта смерть на Дженни, тогда еще девочку, и пришли к выводу, что отчасти она стала сильнее, а отчасти слабее. Дженни не сомневалась, что в будущей жизни встретится с матерью, и не раз повторяла это Фэлкону. Он же никогда не упоминал о несчастном случае, оставившем его сиротой. Фэлкон не допускал такой степени близости ни с кем.