Серж Брюссоло - Дом шепотов

Она правильно угадала – на этот раз никакого хихиканья. Когда она вошла в следующую комнату, никакой записки не было. Саре почудилось, что вид шрамов сбил Гвеннолу с толку.

Сара обхватила себя за плечи – из-за кондиционера на всем этаже царил арктический холод.

Она решила идти вперед. Переступив порог элегантного будуара, она заметила брошенный на софу шелковый сиреневый халат. Коротенькая записка на картонке гласила:

Отлично. Вы выиграли. Оденьтесь и присоединяйтесь ко мне в тронном зале.

Сара взяла халат и завернулась в него. Это оказалась одежда взрослой женщины, наверняка позаимствованная у Настасьи Ковак.

Обретя приличный вид, она толкнула новую дверь. Там ее ожидала комната с закрытыми ставнями, утонувшая в полутьме. На полу стоял голубоватый детский ночник с абажуром, на котором были нарисованы улыбающиеся, нахмуренные и смеющиеся личики Гвеннолы Маэль. Он вращался вокруг своей оси, наигрывая детскую песенку. Это пятно голубоватого света освещало фигуру, скрытую за полупрозрачной занавеской, свисавшей с потолка. Сара подошла поближе. Она различила контуры высокого барского кресла. Кто-то скрючился на дешевом троне – маленькая девочка с вьющимися волосами, одетая в невообразимое розовое платье с воланами. Колыхание занавеса скрывало ее черты, превращая лицо в размытое пятно.

«Она постарела, – догадалась Сара. – Наверное, у нее полно морщин. Она надеется ввести меня в заблуждение, используя такую тактику».

– Достаточно, – прошипела девочка. – Вы и так подошли близко. Тут где-то есть стул, можете пристроить на нем свой зад. Не пяльтесь на меня. Если вы, по несчастью, приблизитесь к занавесу, я пальну в вас из ружья. Я вполне в состоянии всадить вам пулю в коленку, учтите. Я брала уроки стрельбы вместе с самим Дьюком [6].

– Вы не хотите, чтобы на вас смотрели? – спросила Сара. – Но ведь говорят, что вы по-прежнему очень красивы.

– Избавьте меня от всего этого идиотизма, – раздраженно ответила Гвеннола. – Я тридцатисемилетнее чудовище, заключенное в теле двенадцатилетней девочки. Я никогда не целовалась. Ни один мужчина не обнимал меня, не шептал мне слов любви. Я чудище, наводящее ужас на людей. Мамаши смотрят на меня как на колдунью. Старухи завидуют. Если я и согласилась с вами встретиться, то только потому, что вам, как мне кажется, тоже досталось. Мужики небось делают странные рожи, когда вы показываете им свои сиськи? Можно подумать, что это расплавленная резина.

И она закудахтала, как веселый гномик.

– Расскажите мне о Рексе Фейнисе, – перешла в наступление Сара. – Настасья сказала, что он вам здорово помог, когда вы перестали сниматься…

Карлица за занавеской оживилась.

– Рекс… – залепетала Гвеннола. – Красавец Рекс… Это самая ужасная свинья, которую я когда-либо видела.

Детский голосок зазвенел от ненависти. Сара насторожилась.

– Он был так красив, что они все от него с ума сходили, – продолжала Гвен тем же тоном. – Мужчины, женщины, гомосексуалисты, гетеросексуалы – все они хотели с ним переспать. Рекс вызывал возбуждение у всех, к кому приближался. Но он этим никогда не пользовался… Его это не интересовало. Он был здесь не за этим.

– Значит, по-вашему, у него была своя роль?

– Вы что, тоже не сечете? Рекс был не человеком, а демоном. Демоном, явившимся терзать людей. Он первый громко и во всеуслышание заявлял об этом. Его имя было настоящей визитной карточкой. Вы ничего не заметили? Это анаграмма: Rex Feinis, EX INFERIS – Тот, кто вышел из ада.

«О-ля-ля!» – подумала Сара, и у нее сжался желудок.

– Вы, конечно, считаете, что я сумасшедшая, – усмехнулась псевдо-девочка, спрятанная за занавеской. – Настасья никогда не хотела мне верить. Она всегда была влюблена в Рекса. Втюрилась в него с первого взгляда, как все эти дуры, которые к нему приближались. Мои родители ни при чем, они не виноваты в том, что со мной случилось. Я одна повинна в своем несчастье. Это Рекс меня надоумил однажды вечером. Мы тогда снимали четвертую серию. Он там играл роль восточного принца, летающего на ковре-самолете. Мне было одиннадцать лет, и он казался мне прекрасным как бог. Я была счастлива прогуливаться с ним под ручку, как большая. Я видела, как женщины бросают на меня яростные взгляды, в их глазах сверкали молнии ревности. Это так возбуждало! Эти гниды отдали бы все, что угодно, чтобы оказаться на моем месте. У них трусы намокали, как только они его видели. Ему-то было наплевать, он был здесь не за этим. Мы сидели за столом, и он предложил предсказать мне будущее по руке. Я засмеялась, как маленькая дурочка, заелозила на своей дурацкой девичьей попке. В то время я гордилась своим смехом, знала, что он золотой… Я даже записала пластинку, на которой только смеялась – от начала до конца, и ее продали сотнями тысяч экземпляров. На обложке было написано: «Вас одолела хандра? Тогда послушайте смех маленькой принцессы! Запаситесь смехом, который лечит!»

Рекс начал предсказывать мне всякие приятные вещи: «Оскар» за лучшую роль, поездку во Францию… А потом с озабоченным видом произнес: «Вот с этой линии маленькая принцесса начинает расти… Ох-хо-хо! Какая она, бедняжка, стала длинная… ножки вытянулись, как лягушачьи лапки, ручки стали как спагетти! Ба! Да она страшная уродина! А ведь ей всего лишь четырнадцать лет, и это совсем скоро, а, куколка моя милая? Погоди-ка, что это я вижу? Она не снимается ни в одном фильме. Она никого больше не интересует теперь, когда похожа невесть на кого. Да и денег у нее больше нет, ее родители все спустили… Ей пришлось вернуться в свой ужасный колледж для бедных. Девчонки и мальчишки все время смеются и дразнят ее. Она часто плачет. У нее ничего нет. Совсем ничего, она просто прыщавый подросток. У нее выросли огромные сиськи, мальчишки щиплют ее за них постоянно и кричат: «Ни фига себе!» К тому же она не очень умна, умеет только петь, танцевать да использовать свое обаяние. У нее нет никакого будущего. Она понимает, что станет продавщицей в супермаркете, и ей это не слишком нравится. То есть совсем не нравится».

Он продолжал в таком духе, пока я не зарыдала. Слезы текли у меня по щекам, как моча. Я не могла остановиться, потому что понимала, что он говорит правду. Хотя мне было всего одиннадцать лет, я знала, что этот сон не может длиться вечно, я подслушала разговор режиссера и сценариста. Эти два подлеца пытались прикинуть, сколько времени я еще буду им полезна. Они без конца повторяли: «Нельзя, чтобы у этой маленькой идиотки выросли сиськи, это все погубит… Интересно, нет ли средства, чтобы отсрочить ее рост, может, какие-нибудь таблетки? Надо спросить у врача. Сейчас она приносит невероятные бабки, но, как только вырастет, публика выкинет ее на помойку – это закон».