Альберт Санчес Пиньоль - Пандора в Конго

Очень скоро заработало некое подобие вечного двигателя: благодаря книге с каждым днем продавалось все больше газет и журналов, подобных «Таймс оф Британ», а благодаря статьям в «Таймс оф Британ» с каждым днем продавалось все больше книг. Работа в редакции газеты позволяла мне следить за колебаниями общественного мнения. Но это оказалось не так-то просто. С одной стороны, «Таймс оф Британ» хотела знать, в какую сторону склоняется общественное мнение (ибо хотела продавать большие тиражи). С другой стороны, участвовала в создании этого самого общественного мнения (ибо люди читали «Таймс оф Британ»).

Например, сегодня приходят два письма от читателей, которые с интересом следят за делом Гарвея. Завтра – еще три. Потом – ни одного, а на следующий день – сразу пять, но их авторы выражают свое негодование. Сегодня в редакцию заходит журналист из конкурирующего издания, хотя это ничуть не мешает мне и остальной молодежи из редакции поддерживать с ним приятельские отношения, и сообщает, что его газета тоже готовит специальный выпуск о деле Гарвея. Проходит еще несколько дней, и один из самых престижных авторов, сотрудничающих в одной из самых престижных газет, посвящает свою колонку этому делу.

Меня все это радовало. Но если пресса уделяла этой истории столько внимания и, соответственно, книга хорошо продавалась, почему тогда издательство не спешило подготовить второе издание с прологом Нортона? Так прошло еще две недели, которые не принесли никаких новостей, и мне оставалось только сказать себе: «Нортон снова обвел меня вокруг пальца». И действительно, история Гарвея вышла далеко за стены нашей скромной редакции. В те дни я сумел избавиться от Хардлингтона хотя бы частично, потому что согласился посещать пресс-конференции военного ведомства в качестве журналиста «Таймс оф Британ». Они были такими скучными, что желающих посещать их было немного. И вот однажды, вернувшись в редакцию после одного из таких информационных сеансов, я стал свидетелем весьма необычной сцены.

Директор носился, как сумасшедший, по всей редакции, потрясая в руках какую-то книгу:

– Всем слушать сюда! – повторял он свой любимый клич. А потом еще: – Срочно меняем заголовок!

Мне никогда раньше не доводилось видеть директора отдельно от его кресла. Как я уже говорил, он был похож на гигантскую жабу, которая всегда сидела на одном месте. Однако сейчас он двигался с проворством гиппопотама на суше: ему не терпелось вернуться в родную стихию. Этот человек так суетился, что редакция напоминала курятник с испуганными курами. Не вынимая сигары изо рта, он рычал:

– Вышло уже второе издание этой книги, где рассказывается о цыгане, развлекающемся с девчонкой, которая белее, чем лист бумаги!

– Совершенно с вами согласен, господин директор! – поспешил поддержать его Хардлингтон, стараясь поспеть за шефом. Мой начальник нечасто занимался спортом и поэтому бегал, высоко поднимая колени. – Эта книга – выдающееся произведение английской литературы и достойно тысячи передовиц «Таймс оф Британ»!

– Идиот! Кого сейчас волнует литература? – обругал его директор, не переставая метаться по комнате.

Тут он остановил на мне свой взгляд и подошел поближе:

– Так вот, выясняется, что автором этой книги является сотрудник газеты «Таймс оф Британ»! Вы это слышали? – Он обвел взглядом присутствующих, обвиняя всех в целом и никого в частности. – Почему никто не сообщил мне об этом? Мне приходится узнавать такие новости от моей супруги, которая теряет время на посещение салонов, где не найдешь ничего, кроме рюмочек анисового ликера, ангорских кошек и особ, лица которых потрепаны сильнее, чем Библия в камере смертников. – Он указал сигарой в сторону заведующего типографией: – Пишите. Заглавными буквами: «Автор истории Маркуса Гарвея – сотрудник «Таймс оф Британ». Подзаголовок: «Таймс оф Британ» продолжает требовать немедленного освобождения Маркуса Гарвея».

Потом он повернул голову ко мне и спросил:

– Томсон, дружок, почему же вы нам ничего не сказали?

Директор передал мне книгу на глазах всех собравшихся. Это действительно оказалось второе издание романа. На обложке значилось имя автора: не Нортон, а некий Томас Томсон. На первой странице издательство поместило текст, который адвокат обещал мне опубликовать. Таким образом, Нортон сдержал свое слово.

Я был потрясен случившимся больше всех. На Хардлингтона новость произвела сильнейшее впечатление. Если бы в этот момент кто-нибудь ткнул в него пальцем, он бы рассыпался, точно песчаная статуя. Никогда больше мне не довелось наблюдать такого удивления на лице человека. Нижняя губа отвисла у него до самого подбородка. Этот красный мясистый лоскут, блестевший влажным блеском, показался мне самым отвратительным и непристойным зрелищем, которое я когда-либо видел. Первый и последний раз в жизни меня разбирал смех и одновременно тошнота подступала к горлу.

Директор обнял меня за плечи и представил сотрудникам редакции, словно мы раньше не были знакомы. Когда очередь дошла до Хардлингтона, который словно окаменел, я испугался, что его тут же хватит инфаркт. Но я слишком нервничал, чтобы думать об отмщении. На следующий день начинался суд над Маркусом, и я воспользовался публичным выражением восторга со стороны директора, чтобы попросить у него несколько выходных дней.

– Конечно, отдыхайте! – согласился он. – Кстати, сначала кто-нибудь должен взять у вас интервью. Впрочем, какого черта! Зачем терять время? Если подумать хорошенько, с тех пор, как я основал «Таймс оф Британ», мы все интервью всегда переписываем заново от первой до последней строки. Идите себе спокойно и приходите, когда захотите. Я сам напишу интервью.

Итак, я вышел из редакции и бегом направился в тюрьму, чтобы подбодрить Маркуса, хотя был почти уверен в том, что мне не разрешат его увидеть без официального пропуска. Но, к счастью, Длинная Спина находился в добром расположении духа и отнесся ко мне очень доброжелательно.

– А-а, господин Томсон! – сказал он. – Как странно: вы с господином Нортоном обычно вместе не приходите. Но я полагаю, что Гарвей сможет вынести двух посетителей сразу.

Мне было непривычно видеть их вместе. Но, сказать по правде, ни тот ни другой не обратили на меня никакого внимания. Оба были поглощены подготовкой к судебному процессу и напоминали театрального режиссера и актера, исполняющего в пьесе главную роль, во время генеральной репетиции. Нортон, который уже снял с себя пиджак, стоял прямо перед Маркусом и поучал его, энергично размахивая пальцем перед самым носом.

– Если кто-нибудь в суде отпустит шутку, не вздумай смеяться первым. На всякий случай дождись, чтобы в зале раздался смех. Ты меня понял?