Сергей Милушкин - Майнеры

– Послушать тебя, так у нас все отлично, – сказала Света. – Еще бы вот… Ева…

– Ева?

– Я решила, что Ева.

– Когда? С Димой посоветовалась?

– Только что. Дима и предложил Еву. Это я была против. Хотела все Марию, Марию… дохотелась.

– А что не так с Марией?

– Все так, только Мария – это «горечь» с иврита.

– Вот уж не знала. Кажется, мать Иисуса так звали.

– Вот-вот.

– А Ева… лучше?

– Ева – это жизнь. Ну, или змея, кому как больше нравится. Быть змеей при такой жизни – не самый худший вариант.

– Я бы сказала, это самый выигрышный вариант, – сказала Марго. Хотела добавить – «посмотри на меня», но промолчала. Там, где нужно (и не нужно), они понимали друг друга без лишних слов.

– Вот поэтому пусть будет Ева! – сказала Света, опрокидывая фляжку. Коньяк был до того вкусен, легок и действенен, что казался волшебным нектаром.

– Виктор, как и обещал, заплатил Диме, так что вам будет немного полегче, – может быть, он оставит затею работы сторожем, – сказала Марго, заметно повеселев.

– Что? Ты сказала – сторожем?

– Ну да. Он тебе ничего не говорил?

– Нет. Вернее, сказал про какое-то дежурство. Я подумала, снова как склад химии.

– Да нет, какой склад, обычным сторожем в школе.

Света медленно повернулась к подруге.

– Кем ты сказала? Сторожем в школе?.. – Она, кажется, не могла переварить этот факт. Бывают в математике неберущиеся интегралы, которые не выражаются через элементарные функции. Так вот, она элементарно не могла понять – как? Не то чтобы она была против работы сторожем: в конце концов, на складе порошка он сторожем и работал, но – в школе? Как же на него будут смотреть коллеги? Директор? Завуч, дети, в конце концов… Что скажет Олег? Как быть ей? Легко сказать, все профессии нужны, но когда твой муж – гениальный математик – работает сторожем в школе, в которой эту же математику и преподает… Разве это – нормально?

Как же он будет помогать, когда ее выпишут? То-то почти не пишет или отделывается общими фразами…

– Да не бери к сердцу, он у тебя классный, умный, добрый…

– Это все прекрасно, ты права, – вздохнула Света. – Только лучше быть змеей. В том числе и мужского пола. Змеем. Иначе всю жизнь будешь работать сторожем, имея высшее образование и диссертацию на полке.

– Не дрейфь. Я уверена, Виктор его точно уговорит. Но и ты должна постараться. Уговаривай. Воздействуй.

– Он непробиваем, ты же знаешь.

– Вода камень точит. Витя такой же, они ведь братья.

– Иногда я думаю, что никакие они не братья, до того непохожи.

Вдруг телефон Светы зазвонил. Она дернулась, едва не выпустив флягу с коньяком из рук.

– Да, – сказала она в трубку, потом выслушала ответ и побледнела. – Уже иду. Бегу, бегу!

– Что такое? – вскочила Марго. – Что-то с Евой?

– Они везут ее, они везут ее… о господи, я как дура тут… У тебя есть жвачка?!

– Да-да, держи, – Марго начала вкладывать ей «орбит» в дрожащие ладони, подушечки проваливались сквозь пальцы и падали на асфальт. Наконец Света смогла взять одну. Руки так сильно тряслись, что она была похожа на алкоголичку в момент сильнейшего похмелья.

– Я п-п…позвоню, – крикнула она не оборачиваясь. Дверь больницы захлопнулась за ней с лязгающим, бьющим наотмашь звуком.

Глава 27

Ларин мотнул головой. Спускаться в противогазе по узкому темному колодцу, хватаясь руками за ребристые железки, ему еще не приходилось. Он моментально вспотел так, что сквозь и без того темные стекла шлема свет вообще перестал пробиваться. Задыхаясь, Дмитрий почувствовал знакомые замирающие волны паники, спазмы как будто охватывали грудную клетку, стягивая ее обручем. Нашаривая очередную ступеньку и не обнаружив ее, он чуть не сорвался вниз. Сердце забилось так, словно в сантиметре от него промчал груженый товарный состав.

Ларин сорвал противогаз. Мотнув головой, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Голова кружилась, но не от газа, а от недостатка кислорода и замкнутого пространства колодца. Вздохнув еще раз и обнаружив, что жизни ничего не угрожает, бросил противогаз вниз. «Если газ скопился внизу, я успею его надеть, а пока лучше ползти со свободной головой», – подумал он.

Шлепок резины упавшего противогаза раздался почти сразу – земля была где-то близко.

Он вытащил из кармана куртки фонарик. Ухватившись покрепче правой рукой за ржавую скобу, посветил вниз. Стало понятно, почему нога не нащупала очередную ступеньку – они попросту закончились. Ровный бетонный пол, на котором валялся противогаз, находился метрах в трех от самой нижней скобы. Высоко, но, если на руках спуститься ниже, вполне можно спрыгнуть. Только как потом залезть назад?

Он замер, а мгновение спустя начал карабкаться вверх. В спортивной сумке лежал буксировочный трос от машины. «Привязав его к скобам, можно спуститься на руках как по канату, потом подняться тем же путем», – подумал он, кинув взгляд на часы. В десять вечера должны привезти первую партию компьютеров. Даже в миниатюрных корпусах оборудование займет как минимум четверть комнаты, и, хотя здесь было градусов десять тепла, не больше, он подумал, что со временем придется устанавливать дополнительное охлаждение.

Завязав конец троса петлей на трех скобах, Ларин спустился проверенным путем: теперь он стоял на последней ступеньке. Он попробовал повиснуть – трос держался, скобы не болтались; ухватившись обеими руками за крепкую парашютную стропу, он заскользил вниз.

Едва коснувшись ногами пола, Ларин замер прислушиваясь. Где-то справа или, быть может, позади, он толком не мог понять, монотонно капала вода.

Он постоял минуту, может, две – ни единого шороха. Никто не окликнул его, на него не кинулись собаки, летучие мыши или привидения. Если бы не равномерная капель, тишину можно было назвать идеальной.

Тогда он включил фонарь. Широкий луч света выхватил длинную полукруглую галерею с темными арками-комнатами по бокам – плавно изгибаясь, она уходила от него в обе стороны. Высокий, почти трехметровый потолок кверху также закруглялся. Кромешная тьма, ни отблеска, ни намека на свет. И тишина. Давно, а может быть никогда, он не слышал такой всеобъемлющей, идеальной тишины. Не той, что бывает в звукоизолирующих комнатах студий, где она давящая, плотная, густая. Здесь тишина казалась свободной, разреженной, чистой.

Ларин принюхался. Ему показалось, но нет… ничем не пахло – бетонные стены, черные кабели вдоль них, источников света нет, ни единой лампочки.

Он посветил на пол. Чистый, без окурков, шприцев, презервативов и вообще любых следов человеческого пребывания – ровный гладкий бетон светлого оттенка. Справа у стены он заметил сломанный деревянный ящик. Подошел поближе. Рядом валялась рабочая перчатка неопределенного возраста, обгоревший клочок газеты.