Марина Серова - Твоими молитвами

Я находилась аккурат между ними. На расстоянии вытянутой руки от каждого. И если один из них ударит другого, а этот другой ему тут же ответит — а это случится непременно! — то меня сломают сразу с двух сторон.

Не то чтобы я была слабой женщиной, которая с визгом поползет к ближайшему забору в поисках укрытия или с ноги влетит в драку, но растащить их в разные стороны у меня вряд ли получится. Позиция, которую я занимала, была очень для меня невыгодной. И с точки зрения судьи на ринге, и с точки зрения стороннего наблюдателя.

Замес будет иметь оглушительный успех у случайных прохожих. Может, и на Ютубе выложат.

Но ничего подобного не произошло. Ни Миша, ни Савостин не спешили устраивать рукопашную. Они решили поболтать.

— Много говоришь, — спокойно сказал Миша, глядя Андрею в глаза. — Это лишнее.

— Кто-то из нас должен, — парировал Андрей. — Я знал. Я предупреждал, что все очень плохо закончится.

— Не неси ерунду в массы.

— Ерунду? Ты действительно так считаешь?

Поняв, что у меня появился шанс остаться с целыми ребрами, я решила стать третьей.

— Ребят, — сказала я, — если я правильно понимаю, то пистолет и порошок — это часть какой-то истории.

— Да, — сказал Андрей, не сводя взгляда с Михаила. — Часть. Всего лишь.

— Не думаю, — не согласился с ним Миша.

— Ты до сих пор в этом сомневаешься? — повысил голос Андрей.

Михаил опустил голову и попятился. Любой бы понял, что это означает — он не имел желания спорить с лучшим другом.

— Ты прав, я ни в чем не уверен, — тихо сказал он. — Доволен?

— Пошел ты, — злобно произнес Савостин. — Ты расскажи ей все. Не понимаю, почему ты не хочешь этого сделать? Или не можешь? Скорее второе. Я прав?

Забыли они про меня, что ли?

— Я расскажу, — уклонился от прямого ответа Малахов и медленно пошел прочь.

— Определитесь уже, — попросила я. — Потому что я ничего не понимаю.

Савостин бросил на меня раздраженный взгляд.

— А знаете… Оставляю вас одних, — с сарказмом сказал он и изобразил поклон. — Извини, дорогая, но я пытался.

Он быстро пошел прочь, оставив нас стоять посреди тротуара. С Михаилом даже не попрощался.

Мы смотрели ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из вида.

— Впервые вижу его таким, — призналась я.

— Ничего, пройдет, — сказал Миша. — Это нервы.

— Ты хороший друг. Не обиделся. Редкое качество.

— Не обижаться? — улыбнулся Миша.

— Не раздувать конфликт.

— Какой конфликт? Это разве он? Это не он. Андрюха отходчивый.

— Не знаю, отходчивый он или нет. Но почему он вдруг так отреагировал на твои слова о том, что происходит какая-то ерунда? — спросила я. — О чем вообще речь?

Миша посмотрел на часы и достал из кармана пачку сигарет.

— Скоро полночь. Офигеть, как быстро идет время. Тебе, наверное, домой пора.

Я пропустила мимо ушей его намек на то, что нам пора расстаться. Бросьте, мы еще и не начинали.

— Неплохо бы попасть домой хотя бы на рассвете, но не горит, — ответила я. — И если уж мы остались с тобой вдвоем и теперь никто не будет тебя перебивать, то я бы хотела тебя выслушать.

И добавила, подумав:

— Если ты сейчас не занят, конечно.

Михаил вынул из кармана мобильник, посмотрел на экран.

— Моя девушка уехала к родителям на все выходные, и дома меня никто не ждет. Даже с собакой гулять не нужно, потому что у меня нет собаки. Так что не занят. А ты?

— Свободна. Были планы, но…

И Миша наконец расслабился. Его отпустило, это было видно. Видимо, отсутствие рядом нашего общего друга Савостина пошло ему на пользу. Теперь у Малахова появился шанс выговориться, а у меня — услышать связное повествование, включая пролог, экспозицию и развязку.

Насчет эпилога ничего сказать я не могла. Рановато. Мне даже не пришлось его уговаривать или задавать наводящие вопросы — сам завел речь о том, чем «болеет».

— У меня действительно при нем не получилось бы все объяснить, — словно бы извиняясь, сказал он.

— Миш.

Я взяла его под руку.

— До дома проводишь? Тут недалеко, буквально за поворотом.

— Марина покончила с собой, — сказал он, словно ставя точку.

Это был, по всей видимости, очередной фрагмент истории, которую мне пытались рассказать.

Я еще не отошла от услышанного чуть ранее — пистолет и вещество неизвестного происхождения, которые, по словам Малахова, ему подбросили, тянули на уголовную статью. Этого уже было более чем достаточно для того, чтобы с трудом унять дрожь в коленях или потерять дар речи.

Миша был прав: делиться подобным с посторонними не хочется. Потому и раздумывал, говорить об этом мне или нет. Но о самоубийстве своей бывшей секретарши он сообщил спокойным тоном и не стал кружить вокруг да около, как в предыдущий раз. И было совершенно непонятно, что стоит за его словами. Сожаление? Страх? Чувство вины? Может быть, еще что-то?

— Мне жаль, Миша.

Он шел вперед, глядя прямо перед собой. Расправил плечи и выглядел так, будто готов встретить любую опасность. Иными словами, вид у него был довольно решительным. Выговорился. И был готов к обороне. Ждал, что я начну выносить на суд его поступки и выдвигать собственное мнение на пьедестал абсолютной истины.

Нападать на него я не собиралась. Судить тоже не имела права. Да и не знала, за что.

— Запутал, — призналась я.

— Прости. Сам себя со стороны слышу и понимаю, что все как-то несвязно.

— Очень несвязно.

— Мы с ней перестали встречаться, и все вернулось, стало так, как прежде. Здоровались по утрам, когда я заходил в кабинет. Прощались, если сталкивались в дверях в конце рабочего дня. И, конечно, мы часто виделись по причине того, что она все-таки была моим секретарем.

— И что же, Миш? Как она себя вела после того, как вы расстались?

— А никак, — пожал плечами Малахов. — Не обиделась, не замкнулась. Свысока тоже не смотрела. Я же сказал: она была классной девчонкой. Нормальной. А через какое-то время вдруг изменилась.

Он запнулся.

— И?.. — подтолкнула я его.

Миша указал на вывеску с зеленым крестом.

— Аптека. Я зайду. Голова заболела.

Я осталась на улице. На улице стояла влажная духота, а в аптеке, наверное, была самая настоящая финская баня.

Миша не задержался. Подошел ко мне и протянул бутылку воды.

— Хочешь? Я не открывал.

— Нет, спасибо.

Мы продолжили путь. Я боялась, что мой новый знакомый, прервав рассказ на середине, снова потеряет мысль, но, видимо, Миша уже перестал волноваться.

— Ты сказал, что она покончила с собой, — напомнила я.

— Да. Где-то через пару месяцев после того, мы разбежались, я заметил, что Маринка постепенно превращается из веселой девчонки в неврастеничку. Нет, поначалу можно было подумать, что у нее какие-то проблемы. Мало ли у кого их не бывает. Мы же не знаем всего о том, что творится в жизни окружающих. Даже половины не знаем. А они и не говорят. Тоже по разным причинам.