Марина Серова - Линия мести

— Но дело в том, что у Ани нет близких подруг или друзей, — возразил Андрей. — И она скоро должна была выписываться, почему тогда она не дождалась этого?

— Разные могут быть причины, — пожал плечами Максим Григорьевич. — Может, накануне она повздорила с кем-то, или кто-то ее обидел. Вот на горячую голову Аня и приняла столь опрометчивое решение.

— Нет, такого не было, — вступила в разговор я. — В тот день, я имею в виду, когда она пропала, меня перевели к ней в палату, и мы быстро подружились. Если бы Аню кто обидел, я бы точно знала об этом. Но мы очень хорошо с ней общались, и девушка была полностью довольна лечением. Я могу это вам точно сказать, поэтому ваше предположение, будто она повздорила с кем-то и потому сбежала, в корне не верно.

— Женя, вы ведь знакомы с Аней недавно, как я понимаю, — спокойно заметил психолог. — А потому не можете быть уверенной в том, что до конца понимаете этого человека. Аня могла и не говорить вам прямо, что ей не нравится. Такие люди, как Аня, тихо переживают в душе и, когда накал эмоций становится критическим, совершают не слишком разумные поступки. Я вам советую обоим набраться терпения — вот увидите, скоро Аня вернется домой и, быть может, сама расскажет, почему сбежала из больницы.

На этом вторая часть сеанса завершилась, Максим Григорьевич раздал нам листы бумаги и фломастеры и попросил нарисовать, как мы представляем себе страх, а рядом — картинку, изображающую радость.

— Я не умею рисовать, — тут же заявила я. — Как я это задание стану выполнять?

— Мне не нужны какие-то красивые картины, — сказал Максим Григорьевич. — Можете нарисовать круги, линии, что угодно — какими угодно цветами. Просто как вы представляете себе эти абстрактные понятия.

— А можно не делать? — настаивала на своем я. — Ума не приложу, как это рисовать.

— Делать нужно, — бескомпромиссно заявил психолог. — Попробуйте, Женя, не бойтесь, что у вас не получится. Никто не будет над вами смеяться, если боитесь — не показывайте никому свои рисунки. Можете даже сесть за мой стол…

— Да мне без разницы, увидит кто мои каракули или нет, — заявила я. — Я просто не знаю, как мне рисовать ваш «страх» и «радость».

— Рисовать должны не вы, а ваше подсознание, — наставительно проговорил Максим Григорьевич. — Я обращаюсь ко всем присутствующим. Закройте глаза и сосредоточьтесь на том, что вы боитесь, представьте себе свой страх. Какой он — большой или маленький? Он мешает вам? Чем? Какого он цвета, какой на ощупь? Вот это и нужно отразить в своем рисунке. То же самое касательно радости. Вспомните свои ощущения от какого-то радостного момента. На что похожа ваша радость? А может, она ни на что не похожа? Какого она цвета, какого размера? А может, она ассоциируется у вас с чем-то конкретным?

Пациенты взяли фломастеры и принялись что-то сосредоточенно рисовать. Даже Андрей взялся за дело. С пустыми листами сидели только два человека — я и Оля. Женщина по-прежнему оставалась безучастной к происходящему.

Чтобы не казаться белой вороной, я достала черный маркер и кое-как начертила корявый гробик, а в центре поставила крестик — чтобы был понятен замысел художника. Рядом изобразила желтый цветочек — как рисуют дети в детском садике. На большее моих художественных способностей не хватило.

Я заглянула в лист Андрея — тот сосредоточенно рисовал разными маркерами книжку. Меня заинтересовало, что он хочет изобразить, поэтому некоторое время я наблюдала, как молодой человек умело вырисовывает обложку, а потом пишет название книги. Его рисунок меня заинтриговал.

— Надо же, как реалистично получилось, — заметила я, когда Андрей закончил свое произведение. — Ты умеешь рисовать?

— Так, я бы не сказал, что умею, — улыбнулся тот, нисколько не рассердившись на меня, что я подглядываю. — Когда-то в художественную школу ходил…

— Это — страх? — уточнила я, кивнув на изображение книги.

— Нет, это — радость, — возразил Андрей.

— А почему ты нарисовал книгу «Стихи Есенина»? — удивилась я.

Андрей снова посмотрел на меня, на этот раз его взгляд был внимательным и серьезным. Потом он тихо ответил:

— Потому что, когда я вижу сборник стихов Есенина, это означает, что ты где-то рядом…

После сеанса психотерапии почти все больные разошлись по палатам. Я говорю — «почти», потому что Максим Григорьевич попросил Олю остаться на индивидуальный сеанс. Я поняла, что психолог попросту не справился с моей соседкой, так как она не выполнила абсолютно ни одного задания. Наверняка Максим Григорьевич решил индивидуально пообщаться с женщиной — на его месте я сделала бы то же самое.

Андрей предложил посидеть в общей гостиной, я согласилась. Работал телевизор, но никто его не смотрел. Хмурая Вера Алексеевна сидела на кушетке неподалеку от стола и равнодушно разгадывала сканворды в каком-то журнале. Было видно, что делает она это только потому, что надо занять чем-то руки и наблюдать за пациентами. Мы с Андреем сели за стол, достали шахматы. Разговаривали тихо, чтобы до Веры Алексеевны не доносились наши слова. Да, это была очень странная партия со странными фигурами и странными комбинациями…

На мой мобильный телефон пришло сообщение от тетушки Милы, которого я так долго ждала. Тетя писала, что она по-прежнему в Австрии, занимается тем, что при помощи своих кулинарных талантов пытается пробудить вкус к жизни у несчастного Кирилла Васильевича. Я поняла, что рано или поздно ей это удастся — никто не останется равнодушным к тем яствам, что готовит тетушка. Ее сообщение здорово подняло мне настроение — ведь я все-таки переживала за тетю Милу, а теперь была рада, что до моей выписки она пробудет в Австрии.

Я нажала на кнопку ответа на смс-сообщение, Андрей тем временем сделал ход ладьей и теперь наблюдал за тем, как я набираю письмо.

— Письма от поклонника? — проговорил он с улыбкой. Я подняла на него взгляд. Несмотря на то что вопрос был задан шутливо, в глазах Андрея явственно читалось беспокойство. Мне это немного польстило.

— Ага, — усмехнулась я в ответ. — От поклонника, который непревзойденно готовит и может заткнуть за нос любого повара в ресторане.

— Гм, если все его достоинства сводятся только к умению кулинарить, думаю, я мог бы с ним посоревноваться, — заявил Андрей. — Жаль, нет возможности угостить тебя итальянским ризотто с овощами и мясом, которое, скажу без ложной скромности, у меня получается превосходно.

— О, да ты еще и готовить умеешь! — искренне восхитилась я. — Надо же, не думала, что у тебя и к кулинарии талант имеется! Скажи лучше, что ты не умеешь делать?

— Сказать по правде, природа обошлась несправедливо по отношению к моей сестре, — проговорил Андрей. — Наша мама — ас в кулинарии, она даже на заказ торты делает. Но, увы, талант матери передался мне, а не Анюте, хотя, когда мы были подростками, мать пыталась научить Аню готовить. Мне нечем было заняться, и я ради интереса тоже к ним присоединился — мы пытались соорудить банальный борщ. Аня все овощи старательно резала, но было видно, что дается ей это с большим трудом. А у меня как-то легко все получилось — я и суп «до ума» довел, просто положил в него нужные приправы. Помню, мать даже удивилась, откуда я все это знаю. Пришлось на пальцах объяснять ей, что если в борщ добавить капельку перца, лаврового листа и пастернака, вкус блюда будет особенным. А если дома имеется еще и тмин, базилик и кориандр — так вообще замечательно. С тех пор так и пошло — Аня готовить не научилась, зато я с радостью кашеварил. Само собой выходит — почему-то даже если я готовлю незнакомое блюдо, то интуитивно знаю, что в нем будет хорошо сочетаться с другими ингредиентами, а что добавлять не следует.