Марина Серова - Тайна мецената

— Да, тяжело общаться с творческими людьми! — кивнула я. — Но, несмотря на это, вы дружите с Огородниковым, ведь так?

— Я стараюсь поддерживать с ним хорошие отношения, — сказал Игорь Леонидович. — Хотя признаюсь, иногда он просто невыносим. Даже я, человек спокойный и рассудительный, порой прихожу в крайнюю степень ярости из-за его поступков. Не спорю, возможно, Вольдемар — гений, только, как все неординарные люди, он бывает просто ужасен в общении. Иногда мне кажется, он сознательно ведет себя вызывающе, чтобы эпатировать публику. Я даже какое-то время избегал с ним встреч, потому что устал от его манер и вспышек раздражительности.

Чем-то он напоминает мне Ван Гога — может, Винсент в душе и был человеком добрым, отзывчивым, однако жить с ним было невозможно. Даже родной брат Тео, с которым Ван Гога связывала искренняя, теплая дружба, в конце концов не выдержал и от всей души желал, чтобы Винсент съехал с квартиры. С Вольдемаром — та же самая история. С ним можно пообщаться часок-другой об искусстве, послушать необычную точку зрения, но не более того. Постоянно с ним иметь дело невозможно, уж поверьте мне. Наверно, если бы не возможность у него поучиться, я бы разорвал с ним все связи. А так — стараюсь свести визиты в его мастерскую к минимуму. В последний раз мы встречались на фуршете в честь продажи одной его картины, точнее, заключения выгодной сделки. Это последняя работа, «Богиня огня» называется.

Вы уж простите за откровенность, но я бы посоветовал Вольдемару Огородникову бросить масляную живопись и перейти на графику. Без всяких экспериментов в живописи. У него, скажем, чудесные акварельные зарисовки, близкие к реализму, и мне эти работы нравятся куда больше, чем его холсты. Вы только про это в статье не пишите, ладно? Но скажу вам честно: если бы я не видел акварели Вольдемара, а только смотрел его работы маслом, то счел бы Огородникова вообще лишенным таланта художника. Откровенно говоря, мой Илюшка — и тот лучше нарисует. По крайней мере, понятнее будет. Сын тоже любит рисовать, это, наверно, ему от меня передалось. Но я считаю, что искусство живописи состоит не в том, чтобы работать на публику и кричать о себе: вот, смотрите, какой я редкостный талант и неординарная личность! Нет, картины должны быть понятны человеку, лучше, если они выполнены тщательно и аккуратно, скромно… А такие вещи, вроде «Богини огня», вообще не знаю, кому могут понравиться!

Этот англичанин, который вздумал купить работу Огородникова за бешеные деньги, по-моему, настоящий псих, сумасшедший. Потому что только ненормальному может это понравиться… Да, еще раз прошу, не пишите это в газету, а то если Огородников прочтет, начнет беситься и еще рассорится со мной.

— Хорошо, не буду, — пообещала я. — Но, насколько могу судить, вам и самому не слишком хочется продолжать с ним общение?

— Что верно, то верно, — согласился со мной Игорь Леонидович. — Однако Огородников — весьма влиятельная фигура среди художников Тарасова, и лучше с ним лишний раз не конфликтовать. Так я считаю.

Я подумала про себя, что, несмотря на заявления адвоката о таланте Вольдемара, относится к Огородникову он не так дружелюбно, как казалось раньше. Скорее всего, общается с Вольдемаром из-за того, что тот сейчас — знаменитость, и только. Теперь бы я не прочь услышать подробности о той вечеринке, после которой пропала картина, и выяснить, кому принадлежит найденная мною запонка.

— Да, вы рассказывали, что в последний раз встречались с Вольдемаром Огородниковым на фуршете в честь продажи его работы, — как будто вспомнила я. — Можете рассказать о празднике? Читателям нашей газеты интересно, как развлекается на торжествах тарасовская богема. О чем разговаривают, в каких нарядах приходят…

— Ой, да ничего особенного! — махнул рукой адвокат. — Это так называется — фуршет. А на деле обычная гулянка, не более того. Огородников устроил сабантуй исключительно для своих друзей, пригласил меня, Леночку Стрелкову и Сергея-философа, как мы его прозвали. Ну что там необычного? Встретились, сели за стол, закуски в тарелки разложили, разлили шампанское… Вольдемар сказал, что очень рад удачной сделке, точнее, она еще не состоялась, но договор был заключен. Предложил отпраздновать это событие. Леночка потом говорила, что Огородников — великолепный художник, замечательный человек, Сергей припомнил какой-то философский трактат… Ну а после — еда, питье, Леночка настояла на танцах, правда, танцевала она одна, а все остальные смотрели. Ближе к вечеру мы отправились в магазин еще за шампанским, но, как оказалось, лучше бы этого не делали — Леночка прилично набралась, и пришлось ее провожать до такси.

Мы с Вольдемаром посадили ее в машину, а время было позднее, полночь. Ну и я засобирался, пару кварталов мы прошли с Вольдемаром, разговаривали о живописи, как водится. Потом я пошел к себе домой — жена меня ждала, хоть и сказал ей, что поздно дома буду, она все равно рассердилась. Со мной-то она не пошла, с Ильей сидела, потому что ребенка одного оставлять дома мы не любим. А брать с собой мальчика тоже не вариант — что ему смотреть, как взрослые пьют да едят. Устанет, домой захочет плюс ко всему краской надышится. У Вольдемара ведь, сколько ни проветривай, запах масла и растворителя не уничтожишь, все вещи им пропитаны. Хоть из всех приглашенных я и был самым трезвым, Иринка, супруга моя, все равно обиделась, что так поздно пришел. Конечно, моя вина — я-то обещал раньше быть, да как-то незаметно время пролетело. Несмотря на то что я редко когда без жены выхожу в свет, она все равно обижается. Ревнует еще, вот к Лене стала ревновать, несмотря на то что та с Вольдемаром… Да что с них взять, с женщин — они такие. Надумают себе невесть что, а ты потом крайний…

— Да, это верно, — подтвердила я. — И все-таки фуршет в среде художников — вещь необычная. Дамы, точнее, дама в вечернем платье, мужчины — в костюмах да рубашках с запонками… Вольдемар рассказывал, что вы внимательно относитесь к своему внешнему виду и, как в былые времена, пользуетесь рубашками с запонками, верно?

Игорь Леонидович посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом.

— Рубашки с запонками? — изумился он. — Почему вы так решили?

Я вытащила пакетик с найденной запонкой и протянула ее адвокату.

— Вот, вы обронили в квартире у Огородникова, — пояснила я. — Вольдемар попросил вам вернуть, поди, ищете пропажу.

Адвокат внимательно осмотрел аксессуар, повертел запонку в руках, а потом развел руками.

— Какая-то ошибка, — сказал он. — Вольдемар ошибся, уж рубашки с запонками я не носил никогда в жизни. Вообще, мне кажется, сейчас редко кто ими пользуется.

— Как это? — удивилась я. — Но я была уверена, что вы носите запонки! Они же показывают статус, престиж… А вы адвокат все-таки. Раз запонка не принадлежит Вольдемару, значит, она ваша!