Марина Серова - Тайна мецената

— Может, пойдем в столовую? — предложила одна из них, та, у которой была в руках пустая кружка. Одета девушка была в синие джинсы и светло-зеленую толстовку, белокурые длинные волосы ее были забраны в высокий конский хвост. Та, что писала на портрете Леночки губы, отличалась слишком выраженной худобой, и создавалось ощущение, что одежда не соответствует ее размеру и болтается на ней, как на вешалке. Волосы у нее были темные и короткие, они неряшливо торчали в разные стороны, точно их обладательница и не подозревала о существовании такой замечательной вещи, как расческа.

— Не хочется, — пожала плечами худая. — Давай тут посидим, Мишаня не заметит.

— Достал уже, — хмыкнула блондинка. — Псих ненормальный… Только и знает, что орет… «Работайте, опять вы едите!» Сам-то какого лешего посреди пар уходит? Поди, в столовую или к себе в аудиторию, чаек с Серегиным пьет.

— Не обращай внимания, — посоветовала худосочная. — Просто надо его игнорировать и делать что хочется. Поорет и перестанет, на худой конец валерьянки ему в чай подсыплем.

Блондинка прыснула, ее подружка тоже тихо засмеялась. Видимо, девушки живо себе представили, как подсыпают успокоительное в чай преподавателю.

— Будешь макароны? — предложила худая свой компаньонке. — У меня сегодня много, могу поделиться.

— Тебе еще не надоело одними макаронами питаться? — удивилась белокурая. — Ты кроме них хоть что-нибудь ешь? Вообще, существует картошка, рис, гречка… По-моему, уже вторую неделю ты эти несчастные макароны таскаешь…

— Не нравится — не ешь, — заявила худая. — Между прочим, гречка сейчас дорогая, с картошкой возиться долго, а рис продают ужасный. Макароны — самая удобная вещь, сварил — и готово. Дешево и сердито.

— Ну-ну, — хмыкнула вторая. — Ты бы в них хоть сахару добавила, мясо, я смотрю, ты не ешь.

— Да-да, в вегетарианки заделалась, — язвительно хмыкнула та. — Выбирать приходится — или неаполитанскую телесную с грунтом покупать, или мясо. Пока что я остановилась на первом варианте.

— Ладно, давай свои макароны, — вздохнула блондинка, подставляя свою кружку. — Я проспала утром, не успела позавтракать, а сейчас в желудке пусто… Надеюсь, Мишаня сейчас не выбежит и не начнет возмущаться. Мол, «работать надо, вы что, сюда есть пришли?» А я, вообще-то, не робот, мне на голодный желудок живопись не лезет.

Некоторое время подружки сидели молча, я слышала только звуки, с которыми ложки ударялись о стенки посуды. Однако после завтрака возвращаться в аудиторию девушки не спешили — отставив в сторону термос и кружку, они продолжили беседу.

— Надоело мне ее уже писать, — вздохнула блондинка. — Не получается ничего… Не похожа.

— Да ладно тебе, это ж первый наш опыт! — утешила ее худая. — Мне вот больше нравится рисовать портреты пожилых людей — у них такие морщинки классные, их выписывать — одно удовольствие! А молодых — скучно. Лица гладкие, кожа без оттенков почти, не за что зацепиться… Может, повезет, и следующей моделью какую-нибудь бабульку посадят.

— Да не в том дело, — возразила белокурая студентка. — Мне-то без разницы, чей портрет делать. Но Ленку эту писать не хочу. Вот кого угодно буду делать, только не ее!

— Да ладно, почему? — удивилась худышка. — Нормальное у нее лицо, на контрастах можно выехать. Кожа ведь бледная, а если на лоб несколько прядей темных добавить, как живая получится. И в глазах не по одному, а по два блика посадить, тоже выигрышно будет смотреться.

— Я не о том говорю, — сказала девушка. — Как бы тебе объяснить… Не то чтобы лицо мне ее не нравится, наоборот, лицо красивое, даже завидно. Я просто знаю о Ленке чуть больше, чем остальные. Ты Ваську Ефимцева с третьего курса знаешь?

— Нет, — слегка удивленно возразила худосочная. — А кто это?

— Да приятель мой, с отделения дизайна, — пояснила блондинка. — У них Ленка на фигуре стояла. Так он мне про нее такое рассказывал — с ума сойдешь! И после этого всего мне совершенно не хочется ее писать, вообще душа не лежит!

— Заинтриговала! — ответила девушка. — А что она такого натворила? Интересно же!

— Если я тебе расскажу, ты портрет не допишешь! — заявила белокурая. — Сначала работу доделай, а потом про Ленку узнаешь. Так-то у тебя из всей нашей группы лучший этюд головы будет.

— Ну уж нет! — живо возразила худышка. — Говори сейчас, раз начала! И потом, какая мне разница, чем эта Лена занимается? Да хоть бы она наемная убийца, все равно портрет надо написать. Даже интереснее было бы. Задача художника-то какая? Не просто правильно форму головы передать, все черты лица изобразить и светотень передать. Это, знаешь ли, картинка выйдет, а не портрет. А вот характер показать в этюде — сложно. Но без характера голова живой никогда не станет! Я вот когда работаю над портретом, всегда представляю человека — чем он занимается, какой у него характер, какие увлечения… В художке, понятное дело, не станешь модель расспрашивать, поэтому приходится придумывать. Вот Ленку я представила в образе танцовщицы. Знаешь, которая в ресторане на высоких каблуках-шпильках, в огненно-красном пышном платье танго с кавалером танцует. Или восточные танцы — тоже ей подойдет, она ж такая яркая… Когда все это представишь себе, и писать интереснее, и работа только выигрывает!

— Вот и думай лучше, что она танцовщица, — буркнула блондинка. — А Васька мне совсем другое рассказывал. Про кавалеров-то оно верно, вот только не танцует с ними Ленка, а… сама понимаешь, что…

— Да ну? — изумилась худышка. — Она что — проститутка?…

— Вроде того, — презрительно отозвалась белокурая. — Только не на улице клиентов ловит, а богатых и известных художников кадрит. Раскручивает их на рестораны, дорогую выпивку, подарки, деньги из них выкачивает, а как только кого получше себе подыщет, предыдущего «жениха» бросает. Она же и на обнаженке натурщицей подрабатывает, представляешь? И, кстати сказать, с преподавателем обнаженки Ленка в любовной связи состоит! С ней, по-моему, весь мужской преподавательский состав училища переспал! Как она только ухитряется все провернуть так, чтобы никто ничего не узнал… Между прочим, Ленка даже семью одну разрушила, мне Васька рассказывал. Помнишь художника Гихоренко? Мы на первом курсе на его выставку ходили.

— Помню, конечно, — подтвердила худенькая. — Реалист, мастер пейзажа. А что, Лена и с ним роман крутила?

— Ха, крутила! — воскликнула блондинка с явным негодованием в голосе. — Да знаешь, какая история вышла? У Гихоренко — семья, жена и двое детей. Ему уже скоро полтинник стукнет, а жена на десять лет моложе. Дети уже в школу ходят, а Гихоренко своими картинами зарабатывает. Так вот, Ленка сперва втерлась в доверие к его жене и детям, а потом интрижку с самим художником завела. Он за ней бегал, как собачонка, цветы дарил, конфетки-сигаретки… Она жила как содержанка — он ее и деньгами снабжал, и шмотками дорогими. Ленка так его обворожила, что Гихоренко сказал жене, что бросает ее. Та умоляла супруга не ломать семью, подумать о детях, но безрезультатно. Гихоренко развелся с женой, сделал Ленке предложение. А та нашла себе художника побогаче и сделала несчастному ручкой — «адьё, дорогой!» Вот и результат — сломала жизнь и Гихоренко, и его жене с детьми. Хороша, правда?