Марина Серова - Итальянский беглец

«Его нет в стране?» — попыталась выяснить положение дел Бережкова, видимо, решив снизить уровень агрессии.

«Нет», — коротко ответила я. Пусть понимает это «нет» как ей будет угодно.

Решив пойти ва-банк, я напечатала адрес, который продиктовал мне Павел.

«Я смогу вас найти по этому адресу?»

«Да, это он вам его дал?»

Я не ответила.

«Я знала, что он не забыл», — написала Бережкова. Похоже, всплеск романтизма.

«Буду у вас в течение ближайшей недели», — расплывчато пообещала я. Я и в самом деле не могла назвать более точной даты. До переезда супругов Контадино в Подмосковье я не могла ничего планировать наверняка, потому и не стала загодя бронировать билет в Калининград.

«По приезде свяжусь с вами по телефону. Дайте ваш номер», — потребовала я. Через несколько мгновений на мониторе появились требуемые цифры. Я тотчас набрала номер Бережковой, и через секунду она ответила.

— Это вы секретарь Павла? — Не совсем так, но я не стала спорить. У Бережковой был довольно приятный низкий голос с легкой хрипотцой.

— Меня зовут Евгения Охотникова, — сообщила я, не считая нужным скрывать свое настоящее имя.

— Хорошо, добавлю ваш номер в свои контакты и буду ждать вашего звонка, — деловито отозвалась Бережкова и тотчас же отсоединилась. Должно быть, и впрямь хваткая дамочка!

Неизвестно, каким образом Павлу удалось убедить свою жену изменить своей привычке подольше поваляться в постели. Каковы бы ни были его методы, но в половине седьмого утра Габриэлла, полностью одетая для предстоящей поездки, уже завтракала вместе с нами бутербродами с сыром и ветчиной. Наскоро выпив кофе, мы подхватили приготовленный с вечера багаж, состоявший из трех дорожных сумок и небольшого чемодана на колесиках.

Я тщательно осмотрела машину на предмет нежелательных включений, к коим я имею обыкновение относить всевозможные взрывоопасные предметы. Не обнаружив ничего подозрительного, я принялась загружать вещи в багажник, Павел мне помогал. Наконец чета Контадино расположилась на заднем сиденье моего «Фольксвагена», и я повезла супругов на отдых в другую область. Мне нечасто доводилось проводить столько времени за рулем, но меня хотя бы радовал тот факт, что я сейчас еду в собственной ласточке.

В пути мы несколько раз останавливались, чтобы перекусить в придорожных кафе, поэтому путь занял несколько больше времени, и в «Заморье» мы очутились уже затемно. Служащих отеля почему-то изумил тот факт, что мы решили заселиться втроем в один номер, даром, что в нем было три довольно просторные комнаты.

— Вам это может показаться неудобным, — деликатно настаивала дежурная по этажу, ухоженная дама средних лет. — К тому же в номере только одна ванная комната…

— Разберемся, — отрезал Павел и тем самым решительно пресек попытки персонала навязать нам лишние траты. Женщина испуганно притихла и переглянулась с портье, который без лишних слов подхватил наш багаж и проводил нас в номер.

Я лишь мельком отметила, что номер вполне комфортен. Спальню с просторной двуспальной кроватью оккупировали, разумеется, супруги Контадино. Я заняла так называемую гостевую комнату, оказавшуюся угловой, что меня вполне устроило. Между этими помещениями располагалась небольшая гостиная, в которой, по заверению портье, было все, что только можно возжелать для комфортного времяпрепровождения. Расположившись на софе, я теперь уже со спокойной совестью забронировала билет до Калининграда на завтрашний дневной рейс. Немного отдохнув, я переместилась в гостиную, где меня уже поджидал Павел.

— Вот и артефакт, круто изменивший мою судьбу. — Павел пытался пошутить, хотя ему сейчас явно было не до смеха. Он положил на мою ладонь потемневшую от времени медаль диаметром едва ли с пятак. Я без особого интереса рассматривала эту реликвию с изображением схематичной фигурки солдата, сжимавшего обеими руками древко развевающегося флага. На заднем плане угадывалось море. Надпись внизу на испанском языке гласила: «За оборону Пуэрто-Боливара».

— Какая невзрачная! — невольно вырвалось у меня. — И что в ней такого особенного?

— Уникальной такую вещь делает само событие, которое никогда больше не повторится, — медленно произнес Павел, словно размышляя вслух. — Оно уже случилось именно в этот год и в этот день. Как раз это и фиксируют знаки отличия такого рода. Порой чем менее известно событие, тем выше ценность приуроченных к нему значков. Я вот готов голову дать на отсечение, что ты до сих пор и не подозревала об этой войне.

Я улыбнулась:

— В этот раз твоя голова останется при тебе. Я и о существовании этого города-то не подозревала, а уж о том, что его кто-то осаждал — тем более. А о фалеристике и вовсе имею самые смутные представления, как, впрочем, и обо всей этой кухне с коллекционированием и прочим. Я так понимаю, медаль мне следует предъявить госпоже Бережковой.

Павел отвел глаза. Видимо, у него не было большой охоты пускаться в рассуждения о своей бывшей любовнице.

— Ты с ней поосторожнее, — предупредил он. — Никогда не знаешь, что у нее на уме.

То-то ты и переключился на очаровательную простушку, у которой что на уме, то и на языке, съязвила я мысленно, имея в виду, конечно же, Габриэллу.

— Да, медаль ты ей покажешь, — продолжал Павел уже более спокойно. — Это будет лишним подтверждением честности наших намерений.

— Думаешь, это может оказаться она?

Павел, моментально сообразив, куда я клоню, лишь пожал плечами.

— А теперь давай я вкратце тебе изложу, что тебе следует знать о Веронике, — Павел бросил взгляд на часы. — Пока я еще в состоянии складно излагать. А то что-то меня в сон клонит…

В самолете я старательно воспроизводила в памяти сведения о Веронике Бережковой, которые сообщил мне Павел. Он познакомился с девушкой в первый год своей работы в Москве. Вероника пришла на новогодний фуршет с одним из его сослуживцев, а ушла уже с самим Павлом. Ушла и с фуршета, и от бывшего любовника. Павел вскользь намекнул, что его приятель, тот самый бывший любовник, не имел ничего против такого расклада. Возможно, Вероника успела ему надоесть или же он решил таким образом положить конец небезопасной интрижке, поскольку сам был женат.

Как бы там ни было, Бережкова очутилась в постели Павла в первый же вечер их знакомства. Вероника, к удивлению Павла, оказалась не только великолепной любовницей, но и настоящей интеллектуалкой. Она обожала художественные выставки, не пропускала театральные премьеры, со знанием дела рассуждала об искусстве. Слушать ее было занятно.

Мало-помалу замкнутый и осторожный от природы Павел привык к своей пассии и начал больше ей доверять. Однажды даже похвастался перед ней своей коллекцией, не упустив возможности продемонстрировать ту самую эквадорскую медаль.