Игорь Зарубин - Государственный обвинитель

Но Наташе было все равно. Она набрала в легкие побольше воздуха и крикнула:

— Па-апрошу тишины! Я еще не закончила!

Тишина нехотя установилась минуты через две.

— Мною проведен анализ мочи в подворотне. Сверив его результаты с анализами мочи гражданина Дрыгова, которые он сдавал три месяца назад, комиссия пришла к выводу, что это не его работа. Что же касается гражданки Тыквиной, через которую он якобы распространял порнографическую продукцию, которую сам же и изготавливал, то по этому поводу я хочу высказаться отдельно. Стихи Вадима Станиславовича нельзя квалифицировать как порнографические, поскольку в них нет даже намека на описание половых сношений. Выражения же «красный, как дерьмо» и «в Политбюро сидят члены с красными головками, как у моего дружка» заставляют задуматься скорее о дефектах цветовосприятия подсудимого. Адвокат на протяжении сегодняшнего заседания несколько раз пытался обвинить меня в том, что этот суд преследует цель наказать диссидента Дрыгова за его нежелание мириться со всем тем, что происходит в государстве. Вполне может быть. Но хотелось бы спросить у всех присутствующих, почему государство не обвинило, например, Войновича в том, что он изготавливал порнографию? Разве можно считать себя поэтом только потому, что умеешь писать в рифму о том, что государством правят одни дураки? В связи со всем вышесказанным мне кажется, что суд этот стремился не наказать диссидента Дрыгова, а сделать из Дрыгова диссидента. А вот я не хочу делать борца за справедливость из бездарного и не очень чистоплотного рифмоплета. Я закончила.

Адвокат от своей заключительной речи отказался.

Но самое удивительное началось потом, когда Наташа выходила из здания суда. К ней подскочило сразу несколько членов Союза писателей, ей долго трясли руку и горячо благодарили за то, что она не дала усадить за решетку выдающегося поэта современности.

— Он же… Он же… — Какая-то коротко стриженная экзальтированная девица никак не могла подобрать слов, теребя Наташу за рукав.

— Отпустите меня, пожалуйста, — сказала Наташа как можно спокойнее.

— Что? — не расслышала поклонница Дрыгова. — Я говорю, что он ведь такой… талантливый.

— Отпустите, а то я позову милицию. — Наташа зло дернула руку.

Девица вытаращила на нее глаза, но отпустила. Наташа сжала под мышкой сумку с документами и быстро зашагала по улице, стараясь не оглядываться.

В прокуратуре она была через сорок минут. Быстро проскользнула в свой кабинет, стараясь ни с кем не встречаться в коридоре, и сидела там до конца рабочего дня. Все тело время от времени била нервная дрожь. Наташа вздрагивала от каждого стука в дверь, от каждого телефонного звонка.

Гуляева пропадала где-то и вернулась только часов в шесть, когда Наташа уже надела плащ и искала ключи от кабинета, которые сунула куда-то.

— Ну как? — спросила она. — Можно с первым делом поздравить? Сколько ему впаяли?.. А что такая перепуганная? Адвокат крутой попался?

— Я его оправдала, — тихо сказала Наташа, теребя пуговицу на плаще.

— Как это? — Женщина непонимающе улыбнулась. — Как это — оправдала?

— Так. — Наташа попыталась улыбнуться, но не получилось. — Я сняла с него обвинение.

Гуляева перестала улыбаться, посмотрела на нее пристально и вдруг сказала:

— Ну и дура…

— Поз-драв-ля-ем! — рявкнуло сразу несколько голосов, как только она открыла дверь в квартиру.

В потолок полетела пробка от шампанского, и перед носом зашелестели целлофаном цветы. Мама сразу кинулась целоваться, брат Ленька начал стаскивать с нее плащ, а Витька почему-то хлопал в ладоши.

— Ну как? Таточка, как все прошло? Тебя хвалили. Вопросы сыпались со всех сторон. — Что начальник твой сказал?

— Все нормально, — ответила Наташа и наконец смогла выдавить из себя улыбку.

Никогда еще ей не было так противно, как сейчас…

— А какого ты нас взял, а этих нет? — сопел Мент, вышагивая по грязи и держась за поясницу.

— Да! — вставил и Грузин. — Если он такой крутой, надо было всех взять.

— Они бы испугались, — заговорил Юм, заглядывая в глаза то Менту, то Грузину. — А ты не испугаешься, я знаю. И ты. А я точно не испугаюсь. Я смерти еще в детстве не боялся, все говорили, что я бешеный.

Ни Грузин, ни Мент ничего не поняли, но спрашивать больше не стали, они видели, что Юм в каком-то исступлении. Сейчас его лучше не трогать. Он в таком состоянии с десятком мужиков справится.

«Афганец» был в свинарнике, выгребал вилами навоз из загонов. Когда Юм выдернул из деревянной перегородки топор, он оглянулся, расправил плечи, улыбнулся и спокойно сказал:

— Предупреждал ведь его, дурачка. Что ж вы, ребята, до ночи не могли подождать?

Юм сузил глаза и с ненавистью смотрел на Николая.

— Мужики, может, не надо, а? — Николай запер загон. — Я не хочу.

— Ты чего, сука, пугать нас вздумал? — прошипел Юм. — Ты, падла, меня пугать вздумал? Ты думаешь, ты такой крутой?

— Дурачок.

Юм без размаха метнул топор в Николая. Прямо в голову. Тот в последний момент как-то ухитрился увернуться, и топор, гулко зазвенев, застрял в бревенчатой перегородке.

— Ну я же просил, — все еще пытался увещевать Николай, но Юм уже принял бойцовскую позу и медленно двинулся навстречу противнику.

Дрался Николай как-то неуклюже, скупо, почти не двигаясь. Но, как ни странно, ухитрялся отбивать все удары Юма, который прыгал вокруг него, размахивая руками и ногами, и все больше распаляясь.

— Ох, дождетесь вы у меня, дурачки, — все время уговаривал Николай, сосредоточенно парируя жалящие выпады корейца. — Оружия вы все равно не получите, только покалечитесь.

У Юма вообще не было глаз. Он готов был разорвать этого пропахшего навозом фермера, растерзать на куски. Но не удавалось даже элементарно влепить ему по морде.

Зато у Юма уже в кровь была разбита губа, опухло ухо и нос свернут набок.

— Ну какого ты стоишь?!! — заревел он наконец, оглянувшись на Мента. И в тот же момент получил оглушительный удар в диафрагму. Потерял равновесие и полетел прямо в кучу навоза. Хотел вскочить, но тут Николай схватил остро заточенные вилы и заорал:

— Лежать, дурачок!

Вилы свистнули в воздухе и вонзились в пол, зажав ногу зубьями, как тисками, и пригвоздив корейца к земле.

— Спецназ, говнюк, слышал? Я вообще драться не умею. Я только убивать умею.

— А-а-а-а!!! — заревел Мент. — Да я тебя…

Но больше ничего он сказать, да и сделать, не успел. Потому что Николай увернулся от его кулачищ, как-то легко подсек его ногу, и Мент, по инерции пролетев пару метров, со всей дури шарахнулся головой о стену.

— Сука, убью! — хрипел Юм и теребил шнурок ботинка, который никак не хотел развязываться. — Загрызу, гад! Зубами загрызу!