Ольга Володарская - О чем молчит ветер

По лесу Ольга ходила с Богданом. Он был избит. По лицу кровь струилась. И они искали подорожник, чтобы приложить ко лбу. Так было и в жизни. Оля регулярно лечила друга и только народными средствами. А она знала все полезные свойства растений. Изучала энциклопедию (читать она научилась в три), потом выискивала лечебные растения. А что оставалось, если Богдан отказывался от помощи взрослых?

Их дружба самой Оле сейчас казалась странной. Совсем крохи, но какие-то очень взрослые. Она всегда ощущала себя личностью зрелой. Как осознала себя, так это и произошло. Богдан же так много страдал, что опередил сверстников в эмоциональном развитии. Те носились дурачками по детским площадкам садиков, лепили куличики, плакали, упав и разбив нос, а он умудрялся терпеть боль, прятать корки, чтобы было что погрызть, когда живот сводит от голода, выбираться из заточения и… Видеть хорошее в окружающем мире! Любить лес, птичек, ящерок. Уметь смеяться. Находить в себе силы помогать животным: он подобрал раненого щенка, но так как не мог его взять к себе (мать бы добила), то принес Оле. И пес тот двенадцать лет прожил у бабушки, став ее любимцем.

Встав с кровати, Оля проследовала в ванную. Приняла контрастный душ. Она делала это редко, потому что не любила перепады температур, но что бодрит лучше, чем он? Разве что кофе, принятый после. Ольга была вялой. Она тревожно спала, а еще ощущала легкое недомогание. Побаливала голова и першило в горле. Простыла вчера, что ли?

Она вместо кофе сделала себе чаю с медом. Добавила бы бальзама, да он кончился. Зазвонил телефон. Ольга взяла его и увидела на экране незнакомый номер.

— Алло.

— Привет, Оля. Это Леша.

— О, доброе утро, — он взял ее телефон вчера.

— Надеюсь, не разбудил?

— Нет, я давно встала.

— Какие у тебя планы на день?

— Хотела навестить маму, немного прибраться.

— Если найдешь немного свободного времени, я хотел бы попросить уделить его мне.

— Дай угадаю, ты хочешь, чтоб я тебе показала барак, в котором жил Богдан с матерью?

— Какая ты проницательная.

— Я поняла, что тебя зацепила его история. Хорошо, я могу через час с тобой встретиться. Подъедешь?

— Да, скидывай адрес.

Допив чай, Оля пошла собираться. Хорошо, что она не относилась к числу тех женщин, которые перед встречей с мужчинами долго приводили себя в порядок: красились, укладывали волосы, выбирали одежду. Она чуть припудривалась, распускала или забирала волосы, натягивала джинсы и какую-нибудь кофту. Покупала те, что не мнутся, потому что терпеть не могла гладить, как и выглядеть неопрятно. Не то чтобы она не наряжалась. Бывало и такое. Но по каким-то торжественным датам. У нее имелись платья, туфли на каблуках. И когда она была при параде, то выглядела как звезда. Подруга Виола не понимала, почему Оля не прихорашивается ежедневно. Немного стараний, и у ног Михеевой будет лежать весь мир.

— Ты должна сверкать, Михей! — так она ее называла. — Ослеплять всех неземной красотой.

— Зачем?

— Ты же звезда. Такие бабы, как ты, рождаются раз в сто лет. Но у тебя что-то с самооценкой, и ты целенаправленно сливаешься с серой массой.

— С тобой многие поспорят. Считается, что у меня мания величия.

— Горе у тебя… От ума.

— Вилка, — так уже Оля называла подругу. — Ты сама не любитель эффектных выходов в люди.

— Потому что мне ничего не поможет: ни косметика, ни шикарная одежда. Я дурнушка. И для таких, как я, ум — это спасение. А тебе бы немного деградировать. И распушить перья. Глядишь, замуж возьмут.

Сама Виола была счастлива в браке. Отличный муж, умница-сынок. На подходе дочка. Вышла замуж, учась в универе. За сокурсника, красавца, пользующегося популярностью у девушек. Никто и подумать не мог, что он выберет невзрачную Виолу, белобрысую, конопатую, тощую. За ним такие девахи бегали! Но парень остановился на Вилке, потому что только она видела красоту его души, а не оболочки. Тогда-то и сам понял, что она важнее всего, и полюбил белобрысую, конопатую, тощую сокурсницу.

…Алексей подъехал к дому ровно через час. Оля вышла.

В машине Раевский был один.

— А где твой друг? — спросила она.

— У Аленушки в гостях.

— Со вчерашнего дня?

— Нет, проводил, вернулся. Друг мой романтик, и если девушка ему нравится, он ведет себя по-джентльменски, очень внимательно. Поутру нарвал букет, вспомнил, что конфеты вчера купили, а так и не открыли коробку, потащил презент Аленушке.

— Молодец какой. И как вам спалось?

— Мне тревожно. Забывался на полчаса и вскакивал. То мне клопы мерещились, то крысы. Мешали запахи, звуки. Было холодно. И сны какие-то дурацкие одолевали. Проснулся ни свет ни заря и стал ждать десяти утра, чтобы тебе позвонить — раньше неприлично.

— А что тебе снилось?

— Барак. Подпол. Лаз, через который я выбираюсь на улицу и вижу высокие сосны вдалеке. История твоя, как ты верно заметила, взволновала меня. — Он притормозил у развилки, спросил, куда ехать.

Оля указала. Затем проговорила:

— Богдана запирали в подполе. И он выбирался через лаз, что прорыл сам.

— Четырехлетний малыш?

— Барак был в ужасном состоянии, он прогнил, просел. В подпол заливалась вода, она размыла землю. Он смог ее расковырять.

— Что же это за тварь такая, что оставляет сына, как крысенка, в стылой, влажной яме?

— Пьяница, наркоманка и, скорее всего, психически ненормальная… тварь, да… даже не буду спорить.

— А соседи? Почему молчали? Надо было в органы опеки звонить, писать.

— Леша, ты как будто с другой планеты свалился. До сих пор с кем-то из детей такое случается, а дело происходило в середине девяностых, когда в стране полный бардак был…

— Тогда тумаков надавать ей.

— Богдан не жаловался, не плакал, не кричал. Он терпел. И соседи не знали, что происходит.

— Или делали вид? — Леша разнервничался. У него вспотели ладони. — Ты думаешь, я — это он?

— Похож. И внешне, и энергетически. В тебе доброта. А еще сила и слабость пятьдесят на пятьдесят. Ты сбалансирован.

— Так не бывает. Человек либо силен, либо слаб.

— Глупости. Все мы двойственны. Я, например, умная дура. А все комики в жизни грустные. Да абсолютные злодеи есть только в комиксах и кино.

— Ладно, это все философия. Давай вернемся к главному. Я — это он?

— Ты же Алексей Раевский.

— Да. Но я себя не помню до пяти лет. Мама говорила, что я был очень болезненным и она со мной из больниц не вылезала. На моем теле много шрамов. И они остались после операций. Маленькие на месте удаленных фурункулов.

— А этот, — Оля тронула его за бровь, — откуда взялся?

— Это я просто упал на прогулке и ударился о бордюр или, как говорят в Питере, поребрик. А как он появился у Богдана?

— Его заперли в подполе, чтобы не мешал гульбанить. Погода стояла дождливая. Там холодно и влажно. Мальчик стащил спички, чтобы развести костерок и хоть как-то согреться. Олеся решила, что он собирается поджечь дом, как ее бабка, и избила его ремнем с пряжкой. Попала и по лицу. После чего оставила в подполе. Он выбрался, и мы пошли искать подорожник, чтобы остановить кровь.