Лана Балашина - Дела семейные

Там он отправил меня в душ, дал мне свой махровый халат и носки, налил огромную чашку чая и внимательно выслушал мою историю. Он сказал, что я правильно сделала, что ушла из дому, и предложил дать в морду Кириллу Сергеевичу. Я только разревелась. Потом вспомнила, что нужно будет что-то объяснять маме. Я продолжала рыдать, и он отправил меня спать, рассудив, что к утру что-нибудь придумается.

Утром сияло солнце, и вчерашние события стали казаться не такими страшными. Квартира оказалась большой, светлой и очень чистенькой, только какой-то необжитой: портьеры бесформенной грудой лежали в огромной спальне, ковры были скатаны, мебель везде стояла дорогая, но расставлена была бестолково. Вообще, было видно, что в квартире никто не живет. Виктор куда-то уехал по делам, а в это время пришли рабочие во главе с бригадиром тетей Валей. От скуки я принялась ими распоряжаться, и нашими общими стараниями квартира приобрела вполне человеческий вид.

Я сходила в магазин на углу, купила необходимые продукты, и приготовила борщ, нажарила сковороду котлет и сделала пюре. В холодильнике у Виктора оказалась трехлитровая банка помидоров посола вашей мамы. Я их ужас как люблю. В общем, без особых изысков, но вкусно и много. Один из рабочих сгонял за пивом, и мы только всем колхозом уселись обедать, как в дверях появился Виктор. С минуту он молча наблюдал за нами, потом тоже подсел. Борщ ему ужасно понравился. Потом я перемыла посуду, и пошла вешать занавеси в спальню. После обеда Виктор походил по квартире, покрутил головой, изумляясь тому, как хорошо все вышло.

А вечером, когда рабочих уже не было, я оторвалась от своих книг и позвала его пить чай. Виктор пришел задумчивый. Поглядывал на меня поверх чашки. И предложил:

— Выходи за меня замуж. В смысле оформим все, чтоб вопросов у народа не возникало.

От неожиданности я поперхнулась чаем.

Он разозлился:

— Ничего смешного. Ты подумай сама, и поймешь, что я дело говорю. Живу я один, мне такая прорва пустых комнат ни к чему. Дома я редко бываю, а ты тут вон какой уют навела. И готовишь классно. Маме твоей все ясно будет, мол, выросла дочка, Кириллу, если он чего не поймет с первого раза, я дополнительно объясню, а на остальных плевать.

— Витя, а как же родители? Им-то правду скажем, или как? А Лорка?

Он засмеялся:

— Не бойся, никто даже спрашивать ничего не будет, вот увидишь. В общем, решено: идем подавать заявление. — Он с подозрением на меня посмотрел, и спросил: — Тебе восемнадцать-то есть, или справку брать придется?

Я покраснела:

— Два месяца уже, как исполнилось.

— Значит, все в порядке. — Он глянул на меня, нахмурился: — Да не трусись ты так, не съем я тебя. Или у тебя парень есть?

Я спрятала лицо в ладонях:

— Просто это очень неожиданно для меня, — и добавила, — нет у меня никого.

Он удовлетворенно усмехнулся:

— Значит, агентура поставляет верные сведения.

Я заерзала.

— Это Лорка, что ли?

— А то кто, — хохотнул он, — сказала, приедет и убьет меня, если я тебя обижу. Представь, это о родном брате?

Спать мы отправились по разным комнатам. Утром проснулись поздно, за окном шел дождь. Рабочие по воскресеньям отдыхали. Весь день мы провели в квартире, я занималась, а Виктор сидел у компьютера, работал. Часов в семь он пришел в мою комнату, позвал развлечься где-нибудь вместе. Из одежды у меня с собой были только джинсы и свитер, так что я хотела благоразумно отказаться, но Виктора это ни капли не смутило.

Он велел мне краситься и причесываться, сам созвонился с какой-то девушкой, и мы подъехали к маленькому бутику в центре города. Хозяйка магазина неодобрительно посмотрела на Виктора, но тот только глаза закатил. Через пятнадцать минут я вышла из примерочной в платье темно-гранатового тона, с высоко вырезанными проймами, в новых туфлях. Я услышала конец их разговора. Хозяйка печалилась, что Виктор перешел на детей, а Виктор смеялся и говорил, что это совсем другое. Неожиданно он увидел меня, привстал из кресла и растерянно сказал:

— О как!

Хозяйка глянула на нас, неожиданно смягчилась и принесла мне дивной красоты шарф цвета кожуры граната и крошечную сумочку, расшитую бисером.

Я пришла в ужас: шарфов я носить не умею. Она показала мне, как это делается, ловко обернула меня, несмотря на мои возражения, и сказала мне вслед:

— Это не шарф. Эта вещь называется пашмина. С твоим ростом она на тебе прекрасно смотрится.

Когда мы пришли в маленький ресторан в старой части города, и мэтр усадил нас за отдельный столик, я попыталась спрятаться за меню. Виктор вздохнул и сказал:

— Беспокойное ты хозяйство! — Он положил свою руку поверх моей и сжал. — Ты очень красивая девушка. Посмотри, как на тебя все глазеют, и мужики, и бабы! А ты готова под стол спрятаться.

— Слушай, чего они и правда все смотрят?

Он засмеялся:

— Хотят увидеть, кого привел Резник. Если ты не возражаешь, я буду тобой хвастаться. Учти, что это входит в наше брачное соглашение.

Мы поужинали. Когда мне принесли десерт, я подняла голову и увидела, что в зал входит Кирилл Сергеевич с какой-то молоденькой спутницей. Я ахнула и дрожащим голосом сообщила обо всем Виктору. Он велел мне спокойно есть свою грушу со сливками и орехами и повернул голову.

— Это и есть твой Кирилл? Я немного знаком с ним. А главное, он хорошо знает меня. Успокойся, в темноте он не заметит тебя. — Я дрожала, и он взял мою руку: — Пойдем, потанцуем.

— Это тоже входит в соглашение? — спросила я.

— А как же, — усмехнулся он и прижал меня к себе.

Я нервничала, дурацкая пашмина норовила соскользнуть с плеч. Виктор остановился, спустил ее так, как показывала хозяйка магазина, и притянул меня к себе за локти. В число его достоинств входило то, что он прекрасно танцевал.

Мы приехали домой за полночь. Я разделась и пошла в душ. Когда вышла, Виктор был в своей комнате. Дверь была открыта.

Я подумала, что для меня это ничего не значит, а ему, наверное, будет приятно, если я решу это сама. Опыта у меня никакого не было, но не такая уж я и дурочка. Кроме всего, он мне понравился. У нас уже все девчонки хвастаются, кто с кем живет, а я даже не целовалась ни с кем до сих пор, если не считать детства.

Сначала все было хорошо. Он не удивился тому, что я пришла, а мне так не хотелось лишних вопросов. Он без всяких разговоров стал целовать меня, и все было, как положено. А потом он вдруг ужасно разозлился, стал говорить мне, что мы с Лорой — две дуры, что мы — совершенно безответственные идиотки, что так нормальные девушки не поступают. Я испугалась, что сделала все не так, и заплакала. Он тогда успокоился, принес шампанское, целовал мне руки, волосы. Потом отнес меня в душ. Там мы окончательно помирились.