Роберт Райан - Пусть мертвецы подождут

– Трудно поверить, но здесь ему уже лучше. Перед этим он находился в состоянии атаксии и время от времени испытывал приступы агрессии. – Рука Ватсона невольно потянулась к горлу, и он торопливо её отдёрнул. Доктор решил, что лучше не упоминать о том, как во время встречи с Фэйрли он сам стал жертвой нападения. Всплеск гнева был кратким, и миг спустя капитан обмяк, как пробитый аэростат. – Смотрите.

Фэйрли встал и, продолжая сражаться со своими воздушными мучителями, пошёл вперёд той странной, разболтанной походкой, что характеризовала многих страдальцев. Он дёргался и извивался, преодолевая путь в три-четыре шага, словно марионетка с обрезанными нитями. Ватсон чувствовал исходящее от зрителей душевное волнение. Сам доктор, хоть и видел эту запись дюжину раз, всё ещё ощущал, как всё внутри сжимается от одного взгляда на солдата.

На экране появились новые загогулины, и плёнка закончилась.

– Свет, пожалуйста, – попросил Ватсон.

Зрители заморгали, когда зал снова озарился.

– И это всё? – спросил Армстронг Джонс. – Был ли дальнейший прогресс в его восстановлении?

– Судите сами, джентльмены, – сказал Ватсон. – Позвольте представить вам капитана Фэйрли.

«Техник» спустился по ступенькам, перешагивая через две за раз, и с улыбкой на лице приветственно протянул Ватсону руку. Доктор взял её и энергично пожал.

– П-п-простите за ухищрения, – проговорил Фэйрли, поворачиваясь к комитету. – Н-н-но мы подумали, что так будет нагляднее прогресс, которого я д-д-достиг благодаря доктору Вастону.

– Что ж, молодой человек, – сказал Крокер, – как вы теперь себя чувствуете?

– Лучше, – ответил Фэйрли.

– Это значит, – быстро прибавил Ватсон, – лучше по сравнению с предыдущим этапом. Капитан Фэйрли не возражает, чтобы я сообщил о том, что у него всё ещё бывают моменты… скажем так, «хрупкости».

Фэйрли кивком выразил своё согласие.

– Но рано или поздно вы будете готовы к тому, чтобы вернуться на фронт? – продолжил расспросы Армстронг Джонс. – Не уйдёте в отставку, чтобы жить на какую-нибудь пенсию?

Фэйрли тяжело сглотнул:

– Я полагаю…

– Неужели предмет нашего научного диспута, его конечная цель – простое возвращение пострадавших от снарядного… пострадавших солдат на фронт? – спросил Ватсон.

Несколько членов комитета кашлянули.

– Комитет был учреждён с этой целью, – сказал Крокер. – Частота возникновения военных неврозов наносит серьёзный ущерб личному составу.

– В самом деле? – раздражённо спросил Ватсон. Ему следовало взять себя в руки. – Я думал, всё дело в немецких пулемётах. Сколько человек умерли первого июля этого года?

Ответ был известен каждому. Новости о масштабах потерь в ходе сражения при Альбере, первой части наступательной операции на Сомме, просачивались медленно. Но количество телеграмм, доставленных по всей стране, поведало историю, которую газеты поначалу замалчивали. Примерно 19 000 убитых, общие потери – почти 60 000. И это только в первый день. И только у одной из сторон.

– Тем больше у нас оснований, – проговорил Армстронг Джонс, – послать обратно тех, кто в физическом смысле не пострадал.

– О, но ведь они пострадали! – возразил профессор Миллер, один из гражданских докторов. Он был сухопарым, с густой копной волос цвета стали и ртом, застывшим в напряжённой гримасе неодобрения.

– Именно, – сказал Ватсон, просияв. – Хотя и не в физическом…

– Не согласен, – перебил Миллер. – Почти все разновидности военных неврозов вызваны повреждением периферических нервов вследствие контузии и действия угарного газа…

Ватсон не мог слушать такой вздор. Он стукнул по кафедре:

– Простите меня, профессор Миллер. Это бессмыслица. У этого человека не было нервных повреждений.

Миллер начал чертить в воздухе пассы, словно дирижируя оркестром, который играл особенно замысловатое музыкальное произведение.

– Но его походка, его координация движений…

– Не связаны с физическим повреждением. – Ватсон повернулся к Фэйрли: – Вы не могли бы…

Капитан сделал четыре уверенных шага по комнате, а потом – ещё четыре в обратном направлении.

– Повреждённые нервы так не восстанавливаются. Не за такой временной промежуток. Вы разве не согласны?

– Это впечатляет, – с неохотой согласился Миллер.

– Чего мы не смогли запечатлеть на плёнке, так это голос капитана Фэйрли. Как и у многих других пациентов, страдающих военными неврозами, у него радикальным образом изменилось произношение. В его случае оно сделалось шотландским.

Фэйрли покраснел и уставился себе под ноги.

– Шотландским? – переспросил Миллер.

– Мы думаем, это часть синдрома бегства, – объяснил Ватсон. – Стремления поселиться в другом теле – любом теле, которое было бы лишено тех же самых воспоминаний. Одним из первых врачей капитана был шотландец. Когда Фэйрли покинул тот госпиталь, он забрал с собой выговор того человека.

– Итак, капитан Фэйрли, – сказал Крокер, – давайте раз и навсегда всё выясним. Вы предвидите день, когда сможете вернуться к службе в действующей армии?

Ватсон увидел, как по щеке капитана волной пробежала судорога, и подметил его сжатый кулак. Он понимал, что это означает. Внезапно пробудилось воспоминание – часто они бывали визуальными, иногда слуховыми или обонятельными – о траншеях и ничьей земле, точно хлынувший из воронки газ.

– Я н-н-надеюсь, что сумею послужить своей стране опять, да.

Если кто-то из членов комитета и заметил уклончивость ответа, они не подали вида.

– Молодец, – сказал замначальника медслужбы, несколько раз одобрительно кивнув. – Молодец.

Ватсон проговорил сквозь стиснутые зубы:

– Джентльмены, не могу удержаться от мысли, что мы видим проблему с разных сторон. Мы делаем с нашими молодыми людьми нечто ужасное, не имевшее до войны широкого распространения. Мы должны озаботиться тем, как вернуть их к жизни, а не к этому… – Доктор ткнул пальцем, словно линия фронта располагалась прямо за стеной позади него: – …Аду, где их снова ожидают пули и газ.

Слушатели смущённо молчали. Ватсон понял, что прокричал последнюю фразу. Он поправил галстук и проинструктировал капитана:

– Следующий фильм, пожалуйста, Фэйрли.

– Сэр. – Юноша с радостью убрался из центра внимания, вприпрыжку взлетел по лестнице и снова вошёл в комнату с кинопроектором.

– Собираетесь ли вы поделиться секретом, – проговорил профессор Миллер более примирительным тоном, – того, как достигли таких результатов, майор Ватсон?

Ватсон указал на стопку бумаг на столе возле двери. Облизнул губы и проговорил ровным голосом:

– Вот заметки, которые вы можете полистать в своё удовольствие. Дело в том, что проявления этого невроза не фиксированные, они в значительной степени различаются у каждой жертвы. Что у них общего, так это глубокий стыд, беспокойство, нервное истощение, ненависть к врагу и страх. Присутствует одиночество, поскольку больной отделяет себя от товарищей, и давящее ощущение неудачи в исполнении своего долга. И, что всего важнее, каждый из них перестаёт ощущать себя мужчиной. Это не связано со слабыми нервами или предрасположенностью к расстройству. – Он поймал взгляд доктора Джейкобса – человека с лицом из множества мешковатых складок, который немало написал о чертах характера, свойственных солдатам и приводивших к тому, что кто-то из них испытывал военный шок, а кто-то как будто был к нему невосприимчив. – Вообще-то такой синдром был описан во время американской Гражданской войны, во многих смыслах ставшей первым современным вооружённым конфликтом, во время которого использовались железнодорожная артиллерия и примитивные пулемёты [21] «…первым современным вооружённым конфликтом, во время которого использовались железнодорожная артиллерия и примитивные пулемёты» – в первом случае речь идёт о пушке Брука и других береговых орудиях, которые во время американской Гражданской войны помещали на железнодорожные вагоны-платформы и перемещали к местам сражений; во втором – о пушке Гатлинга, прообразе современного пулемёта. . А русские офицеры демонстрировали симптомы того, что их немецкие доктора называли Kriegsneurosen [22] Kriegsneurosen – военные неврозы ( нем. ). , во время войны с Японией.