Кирилл Казанцев - Антикварщики

– Палку себе оставишь. А мы сводкой отчитаемся. Чего, не родные, что ли?

– Ладно, чего не сделаешь для друзей.

– Давай оперативно-поисковое дело по Непомнящему.

– Бери. Как раз с земельного отдела взял к вашему приезду. – Родин открыл сейф и вытащил оттуда тощую папку.

Я взвесил дело в руке и укоризненно покачал головой.

– У оперов этих дел – по сто штук, – возмутился моим немым укором Родин.

Я быстро пролистнул дело. Содержание было скудным – под стать весу. Не было даже положенных в былые времена отписок, призванных сымитировать активную разыскную деятельность. Всем на все плевать – и тем, кто делает, и тем, кто руководит и наблюдает. Родин прав – дела захлестнули. Девятый вал преступности. Великая криминальная революция.

– В рекламе «дирола с ксилитом» полезной информации больше. Может, в деле у следователя что есть? – спросил я.

– Оно тоньше в два раза. Там допрос потерпевшего на две страницы, на три – свидетеля. И постановление о признании потерпевшим. У следователя полсотни дел в производстве.

– Правильно. И можно ни по одному не работать. Как вы вообще что-то раскрываете?

– Не знаешь, как. Ловим с поличным бандюгу и крутим. Потом цепляем его корешей и крутим. Потом их корешей. Глядишь, сразу сто преступлений и скинем. И раскрываемость сразу вверх прет. А классическая работа – поквартирные обходы, отработка контингента, алиби, улики – такое только по «резонаторам» увидишь.

– Есть в твоих словах исконная милицейская мудрость, – не мог не оценить я. – Расскажи в двух словах, что знаешь.

– Валерия Непомнящая возвращается из командировки. Видит своего мужа в бессознательном состоянии. Кто-то тяжелым тупым предметом попробовал на прочность его череп. Квартира основательно подчищена. Деньги, антиквариат, то да се – набралось на немалую сумму. Ей становится жалко мужа и имущество, она вызывает «Скорую» и милицию. Непомнящего доставляют в Склифосовского. Откачивают. Травма головы оказывается несерьезная, чисто символическая. В бессознательное состояние он пришел, напившись водки с клофелином. Думаю, напоили его нежданные гости.

– Ясное дело, не сам. Как преступники проникли в квартиру?

– Он сам впустил. Там дверь – ее только из пушки возьмешь. И цепочки дверные – с руку толщиной, как в средневековом замке… Сам впустил, об заклад бьюсь.

– Что потерпевший говорит?

– Ничего не говорит. Под стать фамилии – ничего не помнит. Амнезия. После отравления клофелином люди частенько ничего не помнят. У него весь день из памяти выпал.

– Картина – копия ограбления квартиры писателя, – сказал я Железнякову.

– Какого писателя? – заинтересовался Родин.

– Уж не Льва Толстого, – сказал я и обрисовал ситуацию. И увидел, как Костя начинает загораться.

– Интересный компот, – отметил он.

– Какие у тебя соображения по делу?

– Непомнящий – сам жук хороший. Директор фирмы «Волна-элита». Подторговывают канцтоварами и всякой всячиной. Какие-то темные отношения с преступным миром и с компаньонами. Мне кажется – разбой заказной. Чтоб на место поставить.

– Будем опять вместе пахать.

– Ты меня сначала у начальства выпроси. Два сейфа дел. А завтра Лужники шмонаем. Послезавтра – спортмероприятия. Потом – ночной рейд. «Арсенал» на носу. Да еще жена в отпуске.

– Последнее при чем?

– Как? Жена на море. А квартира пустая. Неужели непонятно?

– Хватит голову морочить. Завтра через руководство Главка тебя к нашей группе прикомандировываю.

– А я что. Я не против.

– Будешь отрабатывать связи Непомнящего. Тщательно. Как в школе милиции учили, а не как вы обычно работаете.

– Але, Лена? Это Алексей. Ты куда запропастилась?

– В командировке была.

– Знаю. Вчера приехала – чего не позвонила?

– Зачем?

Тон сухой, голос официальный. Или в ее кабинете кто-то есть, или она за что-то на меня дуется.

– Когда появишься на моем горизонте?

– К чему это, Алексей?

К чему – я бы мог расписывать долго. Вот только не хочется, чтобы разъяснения дошли до чужих ушей, хозяева которых могут развлекаться прослушиванием наших телефонов. Незачем им знать о моих эротических фантазиях и любовных признаниях. Поэтому я только сдержанно и кратко удивился:

– Как?

– Я ушла от тебя.

Занятно. Интересно, почему? Обычный список претензий к оперу – мол, дома неделями не бываешь, цветов не даришь, приходишь домой злой и угрюмый, кроме службы, ничем не интересуешься? Вряд ли. Лена сама следователь и ведет точно такой же образ жизни.

– Куда ушла?

– К Клементьеву, если тебя это интересует! – зло воскликнула она.

– Что с тобой, дорогая? «Сникерсов» объелась?

– В таком тоне разговаривать не желаю!

Сменить тон мне возможности не дали. В трубке послышались короткие гудки. Если бы я не знал, что Лена бывает другой, прямой противоположностью той, которая только что хрястнула об аппарат трубкой, тут же плюнул бы на все, растер и забыл… Ушла к Клементьеву – это ж надо. Ладно бы к обозревателю телевидения или к бизнесмену. А так просто анекдот получается: старший следователь ушла от опера МУРа к прокурору межрайонной прокуратуры. Очерки из жизни сумасшедших. Я и Лена – двое влюбленных в уютном двухкомнатном гнездышке, видим друг друга редко, один все время на мероприятиях, другая – из СИЗО и ИВС не вылезает, разговоры только об осточертевшей и вместе с тем притягательной, как добрый наркотик, работе, о версиях, допросах, очных ставках, об очередных званиях, о том, кого назначили, кого выгнали. Ей это надоедает, она уходит от меня – и к кому?! К такому же замордованному судьбой бедолаге. И опять у нее по вечерам те же разговоры – о допросах, об очных, о сроках содержания под стражей…

– С Леной говорил? – спросил Железняков.

– Угу.

– Бросила?

– Угу.

– В который раз?

– В первый. Ушла к прокурору Клементьеву.

– Вернется. Он нудный.

– Она тоже.

– Не горюй. Я на три с Непомнящим договорился. Не хочешь со мной съездить?

– Не хочу. Но поеду, – я взглянул на часы. – Нам уже пора выдвигаться.

Московские пробки – настоящая напасть. Сквозь них даже с мигалкой не продерешься. Опоздали мы на полчаса. После пятиминутного процесса установления наших личностей нас впустила в квартиру миловидная миниатюрная дама. Она была жутко вежливая, жутко интеллигентная и держала под мышкой томик «Избранное» Зигмунда Фрейда.

– Извините за подозрительность, – сказала она. – Но после того, что было, начинаешь бояться гостей.

– Мы понимаем.

– Сережа ждет вас.

Квартира была просторная, с высокими лепными потолками. Мы прошли в столовую.

Непомнящий был вызывающе лыс. Встречаются люди унизительно лысые – они стесняются своего дефекта, теряют уверенность в себе, им начинает казаться, что окружающие их сторонятся, а девушки, морщась от отразившегося от лысины солнечного зайчика, презрительно поджимают губы. Непомнящий нес свою лысину гордо, даже нахально, с достоинством, как медаль.