Максим Забелин - Первый человек на Марсе

– Мне кажется, это совсем не плохая идея, – произнес Лэндис.

– Я жалею, что не предложил ее в прошлый раз, – ответил полковник.

– Не стоит сожалеть, Джеймс, твои идеи всегда своевременны. Сейчас нам действительно предстоит куда больше думать, прежде чем действовать. И тут мы имеем лишний козырь: если агента вычислят, то просто решат, как вы, господин Кромвелл, выразились, что «старичье» спятило. В остальных же случаях мы получим полную и точную информацию. И у нас есть один агент, которому это по силам.

– И кто же этот агент, сэр? – спросил Кромвелл.

– Роза, – несильно ткнул перед собой в пустоту указательным пальцем Лэндис.

– Браво, Мэтью, – расплылся в улыбке престарелый полковник.

– Кто это – Роза? – Кромвелл перевел взгляд с полковника на главу отдела.

– Роза, – пояснил ему Лэндис, – это цветок.

– Тетя, вы совсем сошли с ума, а что если бы шип попал в кровь и дошел до сердца?!

– Ну, моя милая, я не виновата, что ты воспитала сына так, что он хватает все подряд.

– Это же ребенок! Ему все интересно.

– Удивительно, что он не удовлетворил все свои интересы до десяти лет! Когда я была маленькой, то к десяти годам для меня оставалась только одна тайна…

– Которую, по словам покойного отца, вам разгадали в одиннадцать!

– Да как тебе не стыдно?! Если бы покойный Лева слышал, какими словами ты разговариваешь на родную тетю!

– Да отец всегда меня предупреждал, чтобы я держалась от вас подальше!.. До сих пор идет кровь, да принесите же зеленку, вы не видите, что мальчик страдает?!

Старуха, кряхтя, поднялась и молча пошла на кухню. Встревоженная, тучных форм мамаша, сидя в кресле, дула на поднесенный ко рту палец заплаканного мальчика, который унаследовал от матери конституцию, черные кучерявые волосы и разъезжающийся взгляд. Второй рукой она гладила сына по голове. У кресла на полу лежала ваза, блестела разлитая вода, и в беспорядке рассыпались розы – несколько белых красавиц, их длинные стебли были усыпаны изящными шипами.

Старуха, что-то бормоча себе под нос, вернулась и протянула племяннице бутылек с йодом. И пока та была занята спасением сына, наклонилась и собрала цветы обратно в вазу. Бабуля выглядела лет на 70. У нее был суровый взгляд, резкие морщины над переносицей, отличающие строгих людей, характерный изгиб носа, редко растущие усики и крашенные хной волосы. Она поставила вазу на стол, бросила в лужу вафельное полотенце, которое принесла с собой, наступила тапкой и промокнула воду:

– Скажи мне, Миша, тебе ведь уже не больно?

– Больна-а-а, – словно вспомнив о чем-то, вновь заныл мальчик.

– Ах, тетя! – встрепенулась мамаша. – Вы не можете помолчать?! Лучше скажите, на кой ляд вам сдались эти розы на старости лет?

– Эти розы – символ нашей фамилии! – парировала тетя запрещенный удар. – Между прочим, «Розенбольц» возникло не на пустом месте – наши предки были искусными цветоводами и в то же время поднимали первые мануфактуры! Это ведь ты вопреки воле отца поменяла фамилию. Кто ты теперь – Жатыпова?! Я таки смеюсь с такой фамилии, умираю!

– Умирает она! Я пускай Жатыпова, да хоть с мужем, а вы со своими Розовыми болтами носитесь, что с писаной торбой. Своих детей нет, так о двоюродных бы подумали. Вместо того чтобы на колючки деньги тратить, лучше бы мальчику что-нибудь купили!

– А это что?! – возмутилась старуха, указывая на лежащие на столе вещи.

– Да вы бы еще на годовалого ребенка костюмчик купили! Миша же в него не влезет!

– Ну уж это я не виновата, что ты его так кормишь! Скажи, дружок, тебя не дразнят в школе «жиропупой»?

– Ну, все, хватит! – Племянница решительно поднялась. – Пойдем отсюда, сынок. Не заезжали два года и еще сто лет не появимся, коли у тебя такая бабушка. – Она покрутила пальцем у виска. – Двоюродная!

– Ага, не больно-то и хотелось, – крикнула ей вслед старуха, провожая по коридору, и захлопнула дверь.

Она вернулась в зал, подхватила вазу с цветами и направилась в ванную набирать воду. При этом она сохраняла совершенно каменное выражение лица, словно ничего и не произошло, и даже что-то напевала себе под нос – очевидно, старушка обладала прескверным характером, и такие сцены были для нее обыкновением.

В тот момент, как она подставила вазу под струю воды, в прихожей раздался звонок.

– Ага, – кивнула сама себе женщина племени Роз, поставила вазу в ванну. Затем вернулась в зал, сгребла со стола детский матросский костюмчик и, подойдя к двери, хотела было запустить им в свою племянницу, которая явно вернулась за ним, однако на пороге оказался приличного вида молодой человек в красно-белой униформе.

– Жанна Витольдовна? – отпрянул он, видя, что бабка замахнулась на него какими-то тряпками.

– Смотря для кого, – прищурилась бабуля, убирая костюмчик за спину.

– Служба доставки корреспонденции.

– Я – Жанна Витольдовна, – снисходительно ответила она, оглядывая пришедшего с ног до головы.

– Вам письмо, распишитесь в получении, – коротко произнес курьер.

– Но я забыла очки, – сообщила Розенбольц, просматривая лестничный пролет вверх и вниз.

– Я вам покажу, вот здесь, – протянул ей ручку молодой человек.

– М-гм, – старательно вывела свою полную фамилию Жанна Витольдовна и получила в руки конверт.

– До свидания, – попрощался курьер и быстро удалился вниз по лестнице.

Старуха проводила его долгим взглядом и закрыла дверь. Она недоумевала, от кого могло прийти это письмо? В последние годы она вообще не могла припомнить, чтобы к ней доставляли корреспонденцию. Подошла к комоду и, достав очки, внимательно изучила конверт. Обратного адреса не было, а на штемпеле отправителя значилось Romania.

Зарубежная почта из Румынии?

Это ее насторожило и породило в душе смутную, уже почти забытую тревогу. Осторожно открыв конверт, она высыпала содержимое на стол. Внутри оказалась одна открытка с фотографией шикарной белой розы. Дрожащими пальцами старуха раскрыла открытку и прочитала:

«С любовью и нетерпением жду звонка. Твой Роберт».

Как и планировал Дмитрий, разговор с начальством состоялся. Это происходило в курилке, на лестничной клетке, где помимо двух основных фигурантов собрался еще какой-то насупленный народ – сплошь агенты по недвижимости с разными судьбами.

У окна, ковыряя пальцем краску на старом подоконнике, – Маша. Разведена. Ребенок живет с бабушкой, у нее самой – очередной неудачный роман с барменом из ночного клуба. Маша курит длинные сигареты, выпуская дым, поднимает губу кверху, словно этот дым ей омерзителен.

Геннадий, отставной военный с жидкими усами и недовольным взглядом командира, оказавшегося на гражданке, стоит, сунув одну руку в карман, но через ткань все равно проступают напряженные костяшки пальцев. Говорят, крепко пьет. По всему, говорят правду. Сейчас, после зарплаты, он курит что-то приличное, через недельку перейдет на «Приму», еще через неделю будет стрелять у сослуживцев.