Людмил Федогранов - Светильники надо беречь!

Сегодня была позитивная «микродата» в жизни Глеба. День, который был знаменателен тем, что Глеб Фёдорович Свидерский блистательно подвёл итог своих многолетних напряжённых усилий в, так сказать, области профессиональных исследований. Восемь лет назад именно в этот день он защитил кандидатскую диссертацию и, соответственно, стал кандидатом филологических наук.

Конечно, это было не Бог весть что, защититься в тридцать два года… Потому что сейчас – как грибы после обильного дождя – появляются двадцатипятилетние кандидаты наук и тридцатипятилетние доктора. Но тут уж у каждого своя дорожка, и Глеб очень гордился тем, что ему удалось буквально за один год сделать то, на что у тех же самых шустрых аспирантов уходило как минимум три года.

Глебу Свидерскому пришлось заниматься кандидатской диссертацией в пожарном порядке. Можно сказать, просто сел и написал! И это было хорошо и плохо одновременно, хотя над темой диссертации он работал долго и трудно.

Хорошо – потому, что работа по-настоящему увлекала его, он с удовольствием «ковырялся» в давно собранном материале и по-новому осмысливал то, что, казалось бы, было давно ясно и понятно.

Раздражало же Глеба то, что, столкнувшись с замшелым механизмом защиты диссертации и не имея лишнего времени, он львиную долю усилий тратил не на саму работу, не на исследование как таковое, а на решение всевозможных организационных проблем, на совершенно изматывающие хождения по различным кабинетам и оформление бесчисленного количества совершенно бесполезных документов…

В конечном же итоге оказалось, что эта – на первый взгляд бессмысленная – бумажная волокита была даже полезна тем, что после неё Глеб с утроенной силой и настоящей радостью бросался на саму работу, и сам процесс написания диссертации продвигался просто-таки семимильными (как для такого рода деятельности) шагами.

Сейчас Глеб с удовольствием вспоминал сытое, холёное лицо председателя учёного совета, благодушно-пьяного академика, успевшего несколько раз на протяжении защит (в тот день защищались два человека) посетить соседнее с залом помещение, где был накрыт достаточно обильный стол с большим количеством разнообразных спиртных напитков.

После того, как члены счётной комиссии подвели итоги тайного голосования, председатель постучал ручкой по неизменному графину, призывая уже весёлых и добрых от выпитого и съеденного коллег к порядку, и сыто произнёс: «Таким образом, учитывая результаты голосования, разрешите объявить решение учёного совета о присвоении Свидерскому Глебу Фёдоровичу учёной степени кандидата филологических наук. Поздравляю, коллега, и желаю Вам и дальше всяческих творческих успехов!»

Удовольствие Глеба было вызвано воспоминанием о том, как во время застолья это сытое широкое лицо плаксиво съёживалось при взгляде на очередную подносимую ко рту рюмку. Как будто почтенный академик видел перед собой что-то уж вовсе омерзительное, смириться с чем было выше его моральных и физических сил, но с чем выдающемуся учёному приходилось мириться… Ничего особенного не было ни в таком отношении к спиртному, ни в том, что академики и иже с ними пили ничуть не хуже сапожников (пьяного сапожника хоть не надо домой отвозить на такси, не то, что учёного мужа, которого пришлось тащить чуть ли не на плечах на пятый этаж высокого «сталинского» дома, благо, хоть лестница была широкая…), ни в последующем общении с этими упившимися учёными мужами, но вспоминать об этом сейчас Глебу было весело и приятно.

…Доцент Глеб Фёдорович Свидерский неторопливо шёл по старому парку, в глубине которого находился корпус филологического факультета. Так получилось, что этот корпус оказался центром университетского городка, и это очень нравилось бывшему студенту и нынешнему доценту, получавшему истинное удовольствие от воспоминаний о дне защиты. Спешить Глебу было некуда: сегодня у него была всего одна лекция, вторая пара, и он успевал на неё совершенно свободно…

Наверное, началом всей этой сумасшедшей истории можно считать именно это позднее утро, потому что примерно в то же самое время, когда доцент Глеб Фёдорович Свидерский, погрузившись в приятные воспоминания, шествовал на занятия, в другом конце университетского городка, возле общежития № 1, самого старого и самого… малоприспособленного для даже очень непритязательного студенческого существования, поднялась суматоха. Она была вызвана не столько приездом «Скорой помощи», сколько тем, что проследовавшие в указанную им комнату медики, увидев лежащую на кровати без сознания девушку, которая, вероятно, в обычных обстоятельствах выглядела очень симпатично, а сейчас была даже не бледной, а сине-серой и не реагировала ни на какие попытки привести её в чувство, мгновенно приступили к исполнению своих профессиональных обязанностей. Для этого, помимо активных действий, им понадобилась помощь в виде специального реанимационного автомобиля, примчавшегося на высокой скорости и с соответствующим звуковым и световым сопровождением.

«Скорая» возле общаги – дело, в общем-то, довольно обычное, но две сразу, да ещё одна из них такая «навороченная»… Население общежития, которое – теоретически – в это время должно было грызть гранит науки, но в подавляющем большинстве ещё не покидало родные пенаты, оживлённо комментировало происшествие.

Однако надо отметить, комментарии были… маловразумительными, потому что народ, в основном, студенты старших курсов, видал виды. Молодёжь, что с неё, наивной, взять, ещё верила, что учёба – это то, ради чего человек оказался в университете, тогда как старшекурсники имели по этому поводу своё мнение… Но сейчас даже битые жизнью студенты-старшекурсники старались высказываться осторожно: просто так болтать негоже, а конкретно никто ничего не знал.

Когда санитары быстро вынесли носилки с лежащим на них неподвижным узким телом, народ сообразил, что Снежана (так звали пострадавшую), слава Богу, жива. Если бы она была уже… ну, если бы с ней случилось непоправимое, то тело было бы накрыто простынкой. Этот – строго логический – вывод заметно поднял настроение собравшимся в холле старшекурсникам, которым, кстати, нужно было поторопиться. Если на первой паре у них был Божий одуванчик доцент Солодовников, читавший лекции по слогам и не поднимавший головы от конспекта, и этого преподавателя не волновало, слушает ли его лекцию хотя бы один человек, то на второй будет Свидерский – а это та ещё штучка! Если ты пропустил его лекцию, то он без всяких перекличек это увидит и, встретив тебя через два-три дня, обязательно скажет: «Что-то я вас на последнем занятии не углядел? Объясниться не желаете?»