Илья Жердяев - Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений

– Это пока меня не интересует… Если ты меня будешь устраивать, максимум, на что ты сможешь рассчитывать через один год, считай, испытательного срока, будет одна «тонна» [6] «Тонна» – в этом значении одна тысяча долларов США. . Ну, как, согласен?

Петр был ошарашен таким предложением. Все еще скрывая свое возбуждение, он тогда только спросил, сколько у него есть времени на переезд и еще, как его новый работодатель догадался о том, что он действительно свободен в этом мире.

В ответ на его последний вопрос Сергей Сергеевич только что-то хмыкнул се предложив свою визитку уже через, бесшумно открывшееся, окно.

– Даю одну неделю! – вслед за куском раззолоченного картона вылетело из салона.

Эта фраза и, главное, тон с которым она была сказана из уже тронувшегося с места «японца», Петр вспомнил по прошествию года работы на новом месте. И, иногда, очень жалел, что не понял тогда до конца таящиеся под этим одним коротким словом «даю» острый камень, о который ему пришлось спотыкнуться и причем очень больно…

Сорваться с насиженного места для Петра не составило большого труда. Тем более что это для него было не в первой. Сразу после службы в армии он впервые изменил своим родным местам и переехал, поддавшись уговорам своего сослуживца-напарника, считавшемся настоящим другом, в этот городок с трудно выговариваемым названием.

Армейская дружба, скрепленная только, как оказалось позже, объемом и содержимым посылок Петиных родителей, на «гражданке» очень быстро растворилась без остатка в рутине будней. Лишь изредка встречаясь в толпе на городском рынке, армейские «друзья» только кивали головами друг другу в молчаливом приветствии.

Но, тем не менее, Хохряков, еще долгие пять лет перебивался на ближней к его родному дому чужбине и не желал возвращаться в родительский дом. К тому же, он знал о том, как после его непредсказуемого поступка на него обижен отец.

Изредка он писал домой и обязательно поздравлял родителей с днями их рождений. Они у него были не в том возрасте, чтобы вызывать постоянные мысли о его, сыновней помощи. Поэтому Петр считал, что спрашивать разрешения у отца с матерью на свой очередной переезд, на этот раз, намного дальше от родного порога, тоже, как и в первый, совсем не стоило.

Главного «сдерживающего фактора» для такого резкого изменения в своей жизни Хохряков тоже не имел. Точнее, у него была девушка, которую он иногда называл не иначе, как «моя невеста». Но значительно чаще Людмила от него слышала о себе только, как о «подружке».

Почему так выходило, что он до сих пор оставался без постоянного женского контроля, Петр серьезно не задумывался, а только отмахивался от подобных мыслей, словно, от назойливого насекомого.

Своего жилья в этом городке у него так и не появилось. Все его имущество умещалось в двух дорожных сумках. Денежными суммами Петр тоже не был обременен. Эту неделю перед отъездом на новое место Хохряков был занят только тем, что зарабатывал деньги на дорогу и на первое время проживания в новом городе, в котором у него не было не единого родственника или, хотя бы, знакомого. Ведь, вопрос о выплате аванса он с Сергеем Сергеевичем так и не обсудил…

Работа на новом месте была действительно не тяжелая. Кроме того, что Петр «рулил» по указанию Сергея Сергеевича его тяжелый «Мерседес – кубик» [7] «Мерседес» – кубик, здесь Mercedes Gelandewagen G-500, внедорожник. по всей стране и, даже, в ближнее зарубежье, Хохрякову приходилось, правда, очень редко, устранять серьезные и не очень неполадки в новых автомобилях, пригнанных из-за океана и, реже, из Европы.

Все это оплачивалось по барски. Без одной четверти тысяча долларов дополнялась, так называемыми, «квартирными» в размере трех сотен, из которых Петр реально за жилье тратил только треть. В сравнении с пятидесятью условных единиц, получаемых в Коростышеве, эта, без полтинника тысяча, была, по его мнению, фантастической суммой, ради которой он был готов делать все, и не только то, что делал до сих пор. А, ведь, он еще и хорошо помнил, что в перспективе его ждет еще большая хозяйская денежная благодарность.

В силу своего природного ума Хохряков догадывался о том, что ему не стоит фиксировать в своей памяти лица всех тех, с кем в великом множестве во время поездок встречался его шеф. Еще он не хотел фокусировать свое внимание на хозяйских проблемах, которых, судя по всему, у Сергея Сергеевича тоже хватало с лихвой.

Чего только стоит их отрыв в мае месяце от братвы из Брянска! Кто кого именно тогда «кинул», Хохрякову не было понятным до сих пор. Только тогда Сергей Сергеевич чуть не вырвал в своем последнем прыжке дверную ручку, садясь в автомобиль, в котором, в течение всех трехчасовых переговоров, по его же приказу не выключался двигатель. И правильное было решение!

Тогда они ушли по лесной просеке только благодаря повышенной проходимости их «Мерседеса» G – класса и еще, если быть не совсем скромным, его, Петиному водительскому мастерству…

Их тогда, просто, загоняли как диких зверей. Методично и без единого шанса на спасение. Как волков. С помощью флажков, в виде купленных ментов на дорогах а, главное, катившем сзади них и периодически постреливавшем поверх крыши их автомобиля из крупнокалиберного пулемета, настоящего, воинского, в разноцветных пятнах камуфляжа БТэРа! [8] БэТээР – сокр. бронетранспортер.

Загоняли вначале по основной в этом месте трассе «Москва – Симферополь», затем по второстепенной и, в конце концов, по проселочной в обыкновенном, хвойном лесу.

Все это можно было бы закончить значительно раньше, если бы не огромное желание Сергея Сергеевича не сдаваться любой ценой. И чем более возрастали ожесточение и озлобленность догонявших, тем более возрастала любовь к жизни у сидящего в эти критические минуты на заднем сидении, Колиушко:

– Давай, Петечка! Придумай что-нибудь! Ну!!! Отбатрачу, родненький!!! Если вырвемся, я твои руки целовать буду!!! Давай!!! – орал в истерике Сергей Сергеевич и прижимал все свое тело почти до пола при очередном раскате пулемета.

На этом бездорожье, укорачивающем и без того призрачные их шансы перед четырех мостовым броневиком преследователей, Хохрякова тоже стали посещать нерадостные мысли. Но, часто вспоминая тот случай, Петр в который раз ощущал, что он спасал в те минуты не только самого себя. Но еще и ставшего в те минуты очень своим, правда, сильно изменившегося, и даже до полной неузнаваемости, Сергея Сергеевича. И старался выбраться из передряги не за услышанные от него очередные обещания всевозможных, земных благ, а за свои жизненные правила, по своему содержанию очень схожие с библейскими заповедями.