Иван Аврамов - Ловушка для Левши

Странная сцена, невольным свидетелем которой он стал, все еще стояла перед его глазами. Юноша прислушался к себе и только сейчас понял, как сильно у него колотится сердце. Не исключено, что все это ему просто привиделось. Может, он неверно истолковал это движение незнакомца: не все ведь ясно, отчетливо не разглядишь даже в мощный бинокль. А старик, скорей всего, поскользнулся на паркете или зацепился ногой за край ковра. В душе ж Борис понимал, что таким образом он пытается утешить, успокоить себя.

«Рассказать о происшествии в соседнем доме папе или не стоит?» – Парень осторожно положил бинокль на край своего письменного стола. Наверное, не надо. Отец, если узнает, что сын шарит биноклем по чужим окнам, наверняка брезгливо скривится и сурово его отчитает. «Будем считать, что это обман зрения, – решил Борька. – Мало ли что может показаться…»

На дворе уже смеркалось. Октябрьский вечер ощутимо прохладен и имеет к бабьему лету такое же отношение, как Борис Оржеховский – к уголовному розыску. Теперь Лариска Горенко будет появляться на балконе реже и реже. Ведь комнатные цветы, которые она поливает, с наступлением холодов переместятся в теплую квартиру. А выглядывать возвращающуюся с работы маму ей не будет никакого смысла – невелико удовольствие дрожать от стужи на балконе и всматриваться в потемки.

– Так, говоришь, Арсений Петрович Милютенко был крупным археологом и не менее крупным нумизматом? – переспросил капитан Сонях лейтенанта Нестерцова.

– Совершенно верно, – подтвердил тот. – Я только что навел справки – имя Милютенко значится во всех крупнейших нумизматических каталогах мира. Он был владельцем уникальной коллекции античных монет и, что примечательно, не менее редкого собрания монет советского периода, если поточнее – двадцатых годов.

– Обычные пятаки, гривенники да полтинники тоже представляют какую-то ценность? – удивился Сонях, не отрывая взгляда от замкнутой меловой линии на паркете, обозначающей положение тела ученого в момент смерти.

– Напрасно иронизируете, Павел Вадимович. Некоторые копеечки чеканились в то время мизерными тиражами. А сейчас это бешеные раритеты. За одну такую «никчемную» монетку коллекционеры готовы выложить порой тысячи долларов. Если не десятки тысяч.

– Откуда, интересно, у скромного опера такие солидные познания в нумизматике? – язвительно поинтересовался капитан.

– А это меня просветил профессор Ордынский, лучший друг покойного археолога. Как ни странно, убийца на эту коллекцию не позарился. Может, не знал, где она находится.

– Или она ему была не нужна, – раздумчиво сказал капитан, скользя взглядом по академической позолоте многочисленных томов, тускло поблескивающей за стеклом внушительного книжного шкафа. – Это в том случае, если преступник не коллекционер, а обыкновенный исполнитель, за спиной которого стоит конкретный заказчик. Что еще, Сережа, удалось выяснить?

Ответить Нестерцов не успел, потому что «проснулся» мобильник капитана Соняха. Звонил судмедэксперт Виталий Андреевич Чертков.

– Экспертиза подтвердила результаты предварительного осмотра, – доложил он. – Смерть наступила практически мгновенно от удара по затылку тяжелым тупым, скорей всего, закругленным предметом – чем-то вроде гирьки или спортивного ядра. Единственное, что могу добавить, – удар был очень силен. То есть, преступник не намеревался лишь оглушить хозяина квартиры. Оставлять его в живых он и не собирался. А отсюда следует, что профессор Милютенко и его убийца были, хорошо ли, шапочно ли, но знакомы. Если б покуролесил залетный «гастролер», то вряд ли бы отважился на «мокруху». Ну, вырубил бы старичка, хап – коллекцию, о которой, скажем, узнал по наводке, и – деру!

Судмедэксперт помолчал, а потом вдруг спохватился, сменив тон с серьезного на весело-извиняющийся:

– Паша, извини! Перед кем это я, старый дурак, растекаюсь мыслию по древу, рассуждаю с умным видом? Перед самим Соняхом – лучшим сыскарем Киева!

– Не ту ты специализацию выбрал себе, дорогой Виталий Андреевич, в нашем трудном и опасном деле, – не менее шутливо ответствовал капитан. – Тебе бы не трупы осматривать, а в кабинетной тиши делать стройные и логически безупречные умозаключения. Может, переквалифицируешься в оперы? Потому что ты абсолютно прав, Черток, – так коллеги по-дружески называли Виталия Черткова. – Моя мысль тоже движется именно в этом направлении. Ладно, если вдруг обнаружатся какие-нибудь новые детали и детальки, не стесняйся, тут же звони!

Поворотясь к лейтенанту, Сонях в некотором недоумении вскинул вверх редкие рыжеватые брови:

– А мы с тобой на чем остановились, Сережа? Ах, да – опрос соседей! Ну, докладывай, что там они тебе напели?

– Отзываются об убиенном исключительно хорошо. Арсений Петрович, по их словам, был интеллигентным, отзывчивым, в высшей степени порядочным человеком. В эту квартиру он вселился тринадцать лет назад – как только дом сдали в эксплуатацию. Не успел обжиться, как навалилась беда – схоронил жену. Детей у них нет и не было. Соседи говорят, что Арсения Петровича иногда навещал племянник – родной или двоюродный, не знают. Погоди, Антонина Луарсабовна Капанадзе, ближайшая соседка профессора, утверждает – двоюродный. Иногда он помогал старику – то кран водопроводный починит, то картошки с базара принесет. Женщины у Милютенко не бывали, хотя, как сами понимаете, товарищ капитан, знаменитые ученые-вдовцы очень часто пользуются повышенным вниманием молоденьких хорошеньких лаборанток, ассистенток и аспиранток, которые мечтают успешно защититься и стать хозяйкой роскошной квартиры в столице. Огромная разница в возрасте этих вертихвосток вовсе не смущает. Кто знает, может, несколькими годами ранее подобные поползновения в сторону Арсения Петровича и наблюдались, но все дело в том, как заметила та же Антонина Луарсабовна Капанадзе, – он любил свою жену столь самозабвенно, что у любой, самой ослепительной красотки не оставалось никаких шансов на успех. Из друзей у Милютенко чаще всех бывал профессор Ордынский. Остальных двух-трех соседи разве что мельком видели. Они утверждают, что покойный вел, в общем-то, замкнутый образ жизни. Пока все.

– Постарайся узнать побольше обо всех связях Милютенко. И разузнай, что за птица его племянник.

Капитан еще раз пристально вгляделся в меловую линию на паркете, напоминающую контурами большую изогнутую фасолину, и покинул квартиру, где вчера вечером произошло убийство.

– Это ж надо – человек всю жизнь собирал древние и просто редкие монеты, за что в конце концов получил по голове, – Горик Литвинец сделал затяжной глоток любимой «Рум-колы».