Борис Акунин - Нефритовые четки

Это было сказано без вызова, но с таким достоинством, что даже старый волк Ванюхин немного присмирел.

– Пусть так. Выпили они чаю с мятой и мышьяком, разошлись, а остатки дохлебал несчастный болван Крупенников. Отравитель на подобный исход никак не рассчитывал. Если бы барон умер один, преступление наверняка сошло бы с рук. Ваш батюшка был человек нездоровый, приступы недомогания и рвоты случались с ним часто. Полиции бы и в голову не пришло усомниться в причине смерти. Но кое-кому здорово не повезло. Три смерти зараз! Такое даже здешней полиции покажется подозрительным, – вновь всадил шпильку в московских коллег петербуржец. – Что не стали умничать сами, а пригласили меня – похвально. Зосим Ванюхин свое дело знает. Одно умышленное смертоубийство и два неумышленных – это вечная каторга, – с нажимом произнес следователь, в упор глядя на Сергея Леонардовича. – Лес рубили – щепки полетели. Вот по этим-то щепкам я преступника и разыщу. Много времени не понадобится. От «кому выгодно» до «кто виноват» тропа короткая. Засим откланиваюсь. Ненадолго.

На этой зловещей ноте Ванюхин поднялся, склонил голову перед вдовой и вышел. Братьев фон Маков поклоном не удостоил, а на Фандорина даже и не взглянул.

К сему моменту Эраст Петрович уже решил для себя, что за дело не возьмется. Хоть грубость Ванюхина и оставила у коллежского асессора неприятный осадок, но понять Зосима Прокофьевича было можно. Очень богатые люди похожи на больных, страдающих каким-то малопристойным недугом. Им неловко перед окружающими, а окружающим неловко с ними. Вероятно, даже самые обычные человеческие чувства – любовь, дружба – для такого вот Сергея Леонардовича совершенно невозможны. В сердце у него всегда будет копошиться червячок: невеста не меня, а мои миллионы любит; товарищ не со мной, с моими железными дорогами дружит.

Ну и потом, что за отвратительное высокомерие? Князь Владимир Андреевич говорил, что молодой фон Мак очень просит, прямо-таки умоляет навестить его для сугубо конфиденциальной беседы. А он даже поздороваться не соизволил.

Фандорин чувствовал себя задетым и, едва за следователем закрылась дверь, тоже хотел молча повернуться и уйти (сесть коллежскому асессору так никто и не предложил).

Но новый главноуправляющий компании «Фон Мак и сыновья» предупредил его движение.

– Ради Бога, простите! – воскликнул он, поднявшись. – Я сейчас объясню мое странное поведение… Матушка, это тот самый господин Фандорин, из-за которого я ездил к губернатору. Эраст Петрович – моя мать Лидия Филаретовна, мои братья – Владимир и Александр.

Дама ласково улыбнулась, оба юноши вскочили, учтиво наклонили головы и снова сели.

– Прошу сюда, – показал глава компании на кресло подле себя. – Ах, если б вы знали, как я раскаиваюсь, что сразу не послушался совета Владимира Андреевича! Он мне еще на похоронах сказал: «На что вам впутывать в это дело Петербург? Попросите Фандорина, он разберется». Но мне непременно хотелось, чтобы делом занялся сам Ванюхин. О, как мало у нас в России можно верить репутациям!

Эраст Петрович прошел вдоль всего длинного стола, очевидно, предназначенного для служебных совещаний, и сел. Разглядев чиновника вблизи, Сергей Леонардович тревожно нахмурился.

– Но вы очень молоды для вашей должности! – недовольно заметил он (издали Фандорин, благодаря седым вискам, казался старше своих лет).

– Как и вы д-для вашей, – сухо ответил коллежский асессор, которому эта реплика пришлась не по нраву. – Вы намеревались мне что-то объяснить?

Барон смотрел на него оценивающим взглядом. Видно было, что смутить этого человека непросто.

– …Ну что ж, – наконец молвил он, кажется, приняв решение. – Попробуем. Князь обещал, что сможет предоставить вас в мое распоряжение на неограниченное время…

У Фандорина чуть порозовели щеки. В беседе со своим помощником генерал-губернатор, правда, выразился деликатнее, но сути дела это не меняло: коллежского асессора именно что «предоставили в распоряжение» этому богачу.

Первая же неучтивость, первый же признак высокомерия – и откланяюсь, сказал себе чиновник особых поручений. Пускай фон Маки дали сто тысяч на Храм и основали два приюта, это еще не причина, чтобы государственный служитель был на побегушках у денежного мешка.

Но главноуправляющий был нисколько не высокомерен – лишь деловит и очень встревожен.

– Я не стал привлекать внимание к вашей персоне, чтобы вы имели возможность спокойно понаблюдать за следователем и составить суждение о его действиях. Есть и еще одна причина, но о ней позже. Итак, что вы скажете о действительном статском советнике Ванюхине?

В упоминании о чине Зосима Прокофьевича, пожалуй, прозвучала ироническая нотка, но лицо барона осталось хмурым.

Фандорин не очень охотно начал:

– Когда-то господин Ванюхин, вероятно, был неплохим сыщиком, но его т-таланты остались в прошлом. Это раз. Слишком самоуверен, что ограничивает поле зрения. Это два. Он уже выбрал основную версию, на другие отвлекаться не намерен. Это три. Версия для вас крайне неприятна. Это четыре.

– Что отца отравил я, из видов на наследство? – кивнул Сергей Леонардович, переглянувшись с родными. – М-да… Нам очень нужна ваша помощь, Фандорин.

– Чтобы я помог снять с вас п-подозрение?

Старший фон Мак поморщился:

– Да нет же. Меня беспокоят не подозрения Ванюхина, а то, что следствие идет по неверному пути. В конце концов он откажется от идеи, которая кажется ему такой логичной, но будет поздно.

– Я не с-совсем вас понимаю. В каком смысле «поздно»? Вы хотите сказать, что истинный виновник уйдет от наказания?

– Ах, опять вы не о том! – в голосе барона зазвучала досада. – Виновника, конечно, покарать нужно, этого требуют закон и интересы общества. Но главное здесь другое!

– Что же?

– Business, – жестко сказал Сергей Леонардович. – Жаль, что у нас в языке нет этого слова, «дело» звучит слишком высокопарно. Мой отец жил на свете ради business, а я его сын. Мы, фон Маки, все таковы.

Младшие братья одинаково выпятили нижнюю челюсть и насупили брови, а вдова вздохнула и перекрестилась.

Определенно, быть чересчур богатым нездорово для ума и сердца, вновь подумал Фандорин. Вслух же спросил:

– Правильно ли я понимаю, что у вас есть иная версия случившегося?

– Да. И я говорил о ней Ванюхину, но он сказал: «Хотите меня использовать, чтобы бросить тень на конкурента? Не на дурачка напали».

Барон поднялся и подошел к карте, занимавшей чуть не всю стену.

– Конкуренция в железнодорожном business нашей империи жесточайшая. Рельсы, шпалы, локомотивы, станции, мосты – вот то, на чем сегодня создаются и лопаются огромные состояния. Вы только взгляните! Какое поле деятельности! Какие возможности! Куда там американцам с их Trans-American против России. Чудо, а не страна! Сколько тысяч километров пути можно по ней проложить!