Борис Акунин - Нефритовые четки

– Может, китаеза? – вставил Небаба. – Они в тапках шастают. Тихо так, безо всякого стуку.

Пострадавший эту версию охотно поддержал:

– А вот это очень даже возможно. Косорылых к нам в лавку много захаживает. Есть и вовсе полоумные, которые ихнюю китайскую траву курят.

Околоточный мощной рукой отодвинул субтильного свидетеля в сторону, чтоб не загораживал от начальства.

– Я, ваше высокоблагородие, что думаю. Пряхина позавчера тоже не иначе как дурманщик какой китайский порешил. Наш православный спьяну или с похмелюги этак не отуродует. Для такой лютости надо в полном помрачении быть. Мало что зарубили, так после еще всего топором покромсали – пальцы порубленные по полу валялись, боковина вся в мелких засечках, брюхо распорото, а уж кровищи-то – море. Не иначе курильщик покуражился, с опийного угару. Только, китайца нам ни в жизнь не сыскать. У них с нашим братом полицейским молчок, все промеж собой решают. Да и на рожу все одинакие, поди-ка разбери, кто там у них Сунь-Вынь, а кто Вынь-Сунь.

Эраст Петрович вошел в тесную лавку, остановился перед огромным бурым пятном засохшей крови, расползшимся от прилавка чуть не до самой двери.

– Были ли с-следы ног?

– Никак нет, ни одного не обнаружено.

Чиновник прошел по пятну, покачал головой.

– Так-таки ни одного к-кровавого отпечатка? Ведь весь пол залит. Преступник рубил жертву вон там, у прилавка?

– Точно так. И вон, изволите видеть, весь товар покрушил-покидал.

– Как он п-после до двери-то добрался, ни разу в лужу не наступив?

Околоточный подумал, пожал полечами.

– Не иначе перепрыгнул.

– Редкостная предусмотрительность для одурманенного. Да и п-прыжок неплох – аршина на четыре, без разбега.

Эраст Петрович осмотрел пространство за прилавком, заваленное всяким хламом. Поднял с пола свиток с китайскими иероглифами, развернул, прочитал, бережно положил на конторку и мельком покосился на облезлое чучело маленького крокодила, что висело на стене над керосиновой лампой. Присел на корточки, стал перебирать разбросанный, а частью разбитый или раздавленный товар. Особенный интерес у надворного советника вызвал желтый костяной шар, чуть поменьше биллиардного, – плохонький и щербастый, с какими-то витиеватыми письменами. Но на диковинные значки Фандорин внимания не обратил, а зачем-то поскреб ногтем зазубрины и даже принялся рассматривать их в лупу.

Околоточный тем временем прохаживался вдоль разгромленных полок. Взял бронзовое зеркальце на изогнутой ручке, подышал на пятнистую поверхность, потер обшлагом, сунул безделицу в карман. Приказчик только вздохнул, но перечить не посмел, да и что ему теперь до хозяйского добра?

– Скажите, Небаба, а с чего вы взяли, что Пряхина сначала убили, а уже потом изрубили т-топором? – вдруг спросил Фандорин, распрямившись.

Сухаревский повелитель снисходительно взглянул на неразумное начальство, поправил пегие усы.

– А как же иначе, ваше высокоблагородие? Если б Пряхина живьем рубили, он так бы орал, что в соседних домах бы услышали. Ору же никакого отмечено не было, я справлялся.

– Понятно. – Фандорин поднес к лицу полицейского шар. – А что это за отметины?

– Откуда ж мне… Эге, да это же зубы! – ахнул Небаба. – Кому это понадобилось костяную дулю грызть? Ее и не укусишь.

Он взял шар, ухватил его крепкими желтыми зубами, и оказалось – точно, укусить шар никакой возможности не было, больно уж тверд.

– Зубы убитого осматривали? Нет? – Лоб Эраста Петровича озабоченно нахмурился. – Уверен, что некоторые из них сломаны или раскрошены. Этот шар убийца засунул антиквару в рот.

– Зачем? – удивился околоточный, а приказчик ойкнул, перекрестился и прикрыл рукой узкие, бледные губы.

– Затем, чтоб в соседних домах, как вы выразились, «ору» слышно не было. Жертву кромсали топором заживо, и довольно долго. Антиквар же от боли грыз этот неаппетитный шар зубами…

Теперь перекрестился и Небаба.

– Страсть какая! Но заради чего было подвергать Пряхина этаким мукам?

– Чтобы он выдал тайник, – отрезал надворный советник и вновь принялся оглядываться по сторонам, даже задрал голову к потолку. – Совершенно очевидно, что Пряхин обладал какой-то особенно ценной вещью. По первому разу, четвертого дня, п-преступник (я склонен думать, что это был один человек) попробовал обойтись без убийства: оглушил приказчика и устроил в лавке обыск, но потребного предмета не нашел. Тогда злоумышленник наведался во второй раз, уже в присутствии хозяина, и подверг его пыткам. Только Пряхин тайника не выдал.

– Почем вы знаете, что не выдал? – усомнился Небаба. – Такую ужасть кто же вынесет?

– Есть люди, у которых упрямство или жадность пересиливает боль и даже ужас смерти. Если б антиквар отдал то, что разыскивал преступник, убийце не пришлось бы рыться на полках и взламывать пол. Вон, видите, там в углу доски вывернуты? Нет, Пряхин унес свою тайну в могилу.

«Господи, господи», – причитал Клюев, продолжая мелко креститься, околоточный же, немного поразмыслив, спросил:

– А может, изверг этот, умертвив Пряхина, все-таки нашел тайник?

– Вряд ли, – рассеянно пробормотал Эраст Петрович, быстро вертя головой во все стороны. – Если б тайник был прост, преступник обнаружил бы его с первого раза. Нуте-ка, д-давайте мы попробуем.

Он прошелся вдоль тесного, вытянутого в длину помещения, постукивая костяшками пальцев по штукатурке. Развернулся на каблуках, зачем-то трижды хлопнул в ладоши.

– Скажите, Клюев, несгораемый шкаф здесь, разумеется, не в заводе?

– Нету-с, и отродясь не бывало.

– А где же ваш хозяин хранил деньги и ценности?

– Затрудняюсь ответить, ваше высокоблагородие. Очень уж Силантий Михалыч были недоверчивы.

– И что же, за все время службы вы ни разу не видели, откуда он берет сдачу или куда к-кладет выручку?

– Как не видеть, видел-с. В карман – известно куда. Но только в кармане они много денег не держали. И на улицу никогда более чем с трешницей не выходили. Говорили: «Народишко вор и сволочь», такое у них присказание было, а выражаясь по-научному, кредо.

– Кредо, кредо… – протянул Эраст Петрович и, наклонившись, подергал плинтус.

– Может, в погребе? – высказал предположение околоточный.

– В погребе вряд ли. – Чиновник решительно вернулся к прилавку. – Не лазил же он каждый раз в подпол, чтоб трешницу припрятать. А это здесь зачем?

Фандорин показал на выцветшего крокодила, тянувшего к нему свою приоткрытую зубастую пасть. Житель илистых рек и теплых болот был подвешен хвостом кверху, однако свою ящериную голову вывернул под прямым углом, так что казалось, будто он пялится на надворного советника маленькими веселыми глазками.