Анри де Кок - Гостиница тринадцати повешенных

Нет, то была карета не дьявола, но хитрой дьяволицы, как читатель увидит из дальнейшего нашего рассказа.

Минут с двадцать Татьяна сидела в глубокой задумчивости, рассеянно следя за печальным зимним пейзажем, с невероятной быстротой пробегавшим перед ее глазами.

Катя, камеристка, не осмеливалась нарушить размышления хозяйки.

Наконец, словно отвечая на свою мысль, женщина в маске произнесла вслух:

– А она красива, эта графиня, все еще очень красива!

– Ах! – подхватила Катя, обрадовавшись возможности прервать молчание. – Если она похожа на сына, то действительно должна быть очень красива.

– Да, – продолжала Татьяна, – она похожа на сына. У нее тот же, что и у Анри, величественный вид, который внушает почтение… Разве что в ее чертах больше кротости и доброты, чем у него… Знаешь, Катя, возможно, мне и не следовало с ней видеться. Что… что, если по моей вине, как, впрочем, и по его собственной, с Анри случится несчастье… как представлю, что эти прекрасные глаза будут проливать такие горькие слезы о сыне… аж совестно становится.

Катя легко пожала плечами.

– Какое с господином графом может случиться несчастье? Он так благоразумен!

– Благоразумен! – повторила Татьяна с ироничной интонацией.

– Конечно! Да и что от него требуется? Любить да открыться для любви своей возлюбленной. Воистину, тысячи других господ на его месте на коленях благодарили бы за это Бога! Уверяю вас, барыня – я говорю вам это не потому, что ваша крепостная, – вы во сто раз краше этой герцогини де Шеврез! И не только краше, но…

Катя хитро улыбнулась.

– Но и, – продолжала она, – можете предложить тому, кого любите… сердце, которое ни для кого другого никогда не билось. Тогда как госпожа де Шеврез!.. Фи!.. Вдова, за вторым мужем!.. Хуже того!.. Женщина, по слухам, имевшая бессчетное число самых разных интрижек!

Татьяна снисходительно слушала горничную. Какая женщина откажется от удовольствия послушать, как злословят ее соперницу?

– Да уж, – сказала она, – таких кокеток, как герцогиня де Шеврез, еще поискать… но, может быть, именно это кокетство и пленяет Анри? Мужчины ведь такие странные!

– Ну, а раз так, барыня, отчего бы и вам не пококетничать с господином графом? Вы сумеете сделать это не хуже других. Вы такая умная!

Татьяна вздохнула. Конечно, наивная горничная не поняла тайного смысла этого вздоха, который означал: «Слишком поздно! Вылетевшая из клетки птичка уже не возвратится обратно, какую приманку ты ей ни подложи».

В эту минуту, кучер, который уже какое-то время, нагнувшись вперед, что-то высматривал, вдруг остановил лошадей.

– В чем дело, Мартын? – спросила Катя по-русски.

– Молния расковалась, – отвечал кучер на том же языке. – Дальше ехать нельзя, не то она может пораниться.

Татьяна, которая слышала это объяснение, нахмурилась.

– Неужели, Мартын, все так серьезно?

– Да, барыня. На дороге полно острых камней, так что без подковы Молния долго не протянет.

– А что это вон там, в сторонке? Похоже, какая-то хибара. Остановимся у нее, и пусть какой-нибудь крестьянин разыщет нам кузнеца. Ах! Вечно эти проблемы!

Тройка подъехала к указанной лачуге. В домишке, у очага, сидели старуха и мальчик лет двенадцати; старуха пряла, а мальчик поджаривал и ел каштаны.

– Дорогая моя, я вам дам золотой, – сказала Татьяна, – если через четверть часа ваш сын приведет кузнеца.

Взглянув на золотую монету, которую кинула на стол женщина в маске, крестьянка обратила свой взор на мальчика, который даже не пошевельнулся.

– Жако, – сказала она, – ты не сходишь в Морлей за толстяком Гильомом?

Господин Жако как сидел, так и остался сидеть, ничего не ответив.

– Так как? – спросила старуха.

Жако отрицательно покачал головой.

Крестьянка повернулась к незнакомке.

– Он не хочет, – произнесла она самым апатичным тоном.

– Как! Он не хочет! – повторила русская, более удивленная, нежели раздосадованная таким ответом. – Так прикажите ему, ведь вы его мать!

– Я его бабушка, сударыня.

– И что? Разве бабушка не может заставить внука слушаться?

– Что вы, упаси Господи!.. Жако – мой любимец! Когда он упрямится , тут уж ничего не поделаешь. Правда, Жако? Бабуля Доминика ведь тебе никогда не перечит? Да и потом, Морлей-то далеко, а за окном снегу – по щиколотку! Пусть уж лучше сидит у огня, моя кроха, да грызет каштаны!

Злость разбирала Татьяну; в ее стране она бы приказала вздернуть эту старуху и мальчонку, которые посмели ей воспротивиться. Но она была не в России, поэтому ей не оставалось ничего другого, как прикусить губу.

– Позвольте, барыня, я попробую, – сказала Катя.

Камеристка подошла к господину Жако, который перестал наконец есть каштаны – возможно, потому, что они закончились, – встал и с изумлением глядел на ту из женщин, чье лицо было скрыто маской.

– Послушай, мой маленький друг, – сказала ему Катя. – Ты, верно, не понял, чего от тебя требуют. Мы живем в Париже и возвращаемся туда; в дороге одна из лошадей нашей упряжи расковалась. Так вот! Если ты окажешь нам любезность, сбегав в ближайшую деревню за кузнецом, твоя бабушка получит эту красивую золотую монету, а ты сам – вот эту серебряную. Ага, вижу, ты согласен!

Катя протягивала пареньку полпистоля. Не обратив внимания ни на серебро, ни на золото, господин Жако подошел прямо к Татьяне и указал пальцем на бархатную маску, почти ее коснувшись:

– Зачем вы носите на лице это? Вы, должно быть, гадкая, раз закрываетесь! Снимите… чтобы я мог вас разглядеть, и если вы не гадкая, я… может быть… схожу в Морлей за кузнецом.

Это становилось забавным и, несмотря на то, что Татьяна не была расположена к веселости, она уже собиралась рассмеяться в ответ на дерзкую выходку юного крестьянина, когда внимание русской дамы привлек новый инцидент, случившийся как-то вдруг и не менее комичным образом.

Мы видели, что Паскаль Симеони, его слуга и Антенор де Ла Пивардьер по выезде из замка Флерин пустили лошадей галопом по направлению к Парижу. И если для его спутников быстрый аллюр, заданный ими животным, не имел другого мотива, как преодолеть как можно скорее необходимое расстояние, для Паскаля Симеони столь неистовая гонка, судя по его собственным словам, произнесенным в конце его разговора с мадам де Шале, имела иную, более серьезную, цель – догнать женщину в маске, о визите которой в замок ему в подробностях рассказала графиня.

Вероятнее всего, если бы одна из лошадей московитки не расковалась, желание Паскаля Симеони догнать женщину в маске так желанием бы и осталось.

Но случай, или провидение, которое, как известно, вмешивается в наши дела гораздо чаще, чем мы полагаем, задержало эту даму в четверти лье от деревеньки Морлей, которая, если верить карте, располагается в семи лье от Парижа.