Иван Погонин - Превышение полномочий

Быков одобрительно кивал:

– А ты хотел все это скрыть, хотел, чтобы невиновный всю оставшуюся жизнь соболей ловил. Ладно, кто старое помянет… Кстати, свезло тебе, что ты Катю в Окружном суде встретил – Кобыльский дело то об убийстве давно прекратил, в связи с нерозыском преступников. Но недавно прокурор его решение отменил и вернул дело на дополнительное следствие, дав указание передопросить некоторых свидетелей, в том числе и твою ненаглядную. И надо же было такому случиться, что Кобыльский ее вызвал практически в то же время, что Вебер тебя! Счастливая случайность! Ну, а теперь слушай, что я узнал. После того, как Катеринин квартирохозяин сообщил мне, что не ты один к ней захаживал, я стал устанавливать личность ее милого дружка. Мне описали его молодым человеком, лет двадцати трех – двадцати пяти, прекрасно, дорого и со вкусом одетым. Он носит длинное, по последней моде английское пальто, бархатный новенький цилиндр, белые перчатки, трость. В общем, его описание подходит под половину «веселящегося Петербурга». И пришлось бы нам его искать очень долго, если бы не моя опытность и знание дела. А точнее – если бы не мое прежнее знакомство с Изабеллой Людвиговной, из-за которого она не может мне ни в чем отказать. Собрала она всех своих барышень, а служит у нее их без малого десяток, и все как на подбор хороши, чертовки. Знаешь, мне только сейчас в голову мысль пришла – а уж не прежним ли своим ремеслом Беллочка занимается вместе с торговлей? Уж не содержит ли тайный притон разврата? Надобно проверить. Ну так вот, закрыла она магазин, собрала продавщиц и велела им быть со мной предельно откровенными. Барышни все что бутоны, у всех, без исключения, есть поклонники, а мест у нас в столице, куда господину определенного положения даму отвести не зазорно, не так много. И волей-неволей в таких местах постоянно встречаешься со знакомыми. Вот я и спросил у шляпниц, не приходилось ли им встречать Катерину Степановну с описанным мной человеком в увеселительных местах. И половина из них ответила, что, дескать, да, приходилось, и неоднократно. А на мой вопрос, нет ли у кого-нибудь общих знакомых с этим молодым человеком, одна из барышень, некто Дусенька Сомова, вспомнила, что летом она видела, как Катенькин воздыхатель раскланялся в «Ливадии» с неким месье Диксоном Вильгельмом Морисовичем. Дусенька раньше состояла с этим Диксоном в связи и поэтому знает и где он живет, и чем он занимается. Оказывается, он содержит тайный игорный дом.

Кунцевич поморщился, как от зубной боли. Митя аж засмеялся:

– Не бойся, я узнал, Диксон градоначальнику ничего не платит. Так все законспирировал, что один только околоточный да местный пристав об этом клубе-то и знают.

– Так давай навестим этого Диксона и спросим у него про Катькиного хахаля! – с жаром предложил Мечислав Николаевич.

– Э, брат, смотрю, выздоровел ты окончательно. Уже «Катька»! Молодец. Навестить-то, конечно, можно, только вот станет ли он с нами разговаривать? Станет ли рассказывать про своих друзей? Нет, нам надобно сначала поймать его на чем-то, а уж потом условия ставить. Если его притон во время большой игры накрыть, то он намного сговорчивее будет, да и деньжат на этом деле мы сможем заработать.

– Деньжат? Ты предлагаешь его отпустить за взятку?

– А ты предлагаешь отпустить его за просто так?

– Я думал, что мы привлечем его к законной ответственности!

– Законник хренов. Ты как себе это представляешь – мы накрываем притон, все оформляем по закону, а потом начинаем расспрашивать Диксона? И какой тогда ему резон нам что-то рассказывать? Нет, разговорить мы его сможем, только если пообещаем что-то взамен. А что мы можем пообещать? Только одно – порвать протокол. Кстати, а какова она, законная ответственность, ты знаешь?

Кунцевич отрицательно помотал головой.

– У! Не знаешь, а говоришь. Статья девятьсот девяносто Уложения: «Кто в своем доме или ином каком-либо месте устроит или дозволит устроить род заведения для запрещенных игр, тот за сие подвергается: в первый раз денежному взысканию не свыше трех тысяч рублей». Три тысячи рублей maximum! Эти деньги Диксон за месяц обратно вернет. Это если его осудят. Только осудят ли? Он официально в этой квартире – никто, нанимает ее совсем другой человек, сапожник-пьяница. Так что оправдают его присяжные. Да какие присяжные, прокурор вряд ли обвинительный акт составлять будет.

– Тогда зачем ему с нами откровенничать?

– А затем, чтобы перерыва в работе притона не было. У него каждый день – на вес золота. Знаешь, какие деньги он там зарабатывает? Дунька, вон, до сих пор сокрушается, что Вильгельм Морисович ее бросил. В конце концов, ты что, не хочешь убийство трех человек раскрыть?

Поколебавшись секунду, Кунцевич сказал:

– Я согласен. Как действовать будем? Я так понимаю, что Вощинину мы об этом ничего не скажем?

– Естественно, не скажем. Впятером справимся – ты, я, Тоша, участковый агент Петровский, ну и Алексеева привлечем. Ему сейчас денежки ох как нужны. Говорят, неделю назад он в одном трактире птичек из трехрублевок делал и по зале пускал.

Притон располагался на Шестой линии Васильевского острова во втором этаже трехэтажного доходного дома. Быков надел свой лучший костюм, одолжил у знакомого купца пальто последней моды и попытался туда сунуться без рекомендаций. Но дальше порога его не пустили – открывший дверь угрюмый детина вежливо попросил его покинуть дом. Когда Митя отошел от парадного, то сразу обнаружил, что за ним началась слежка. Еле оторвался. Поэтому решили действовать другим способом. Кунцевич и Тоша по очереди три вечера подряд дежурили на чердаке противоположного дома и вычислили одного из постоянных посетителей клуба.

У губернского секретаря Липницкого полгода назад скончалась тетушка, завещавшая любимому племяннику старый, но крепкий дом в Новгороде Великом. Липницкий тут же дом продал и начал потихоньку спускать тетушкино наследство. Он забросил службу, стал постоянным гостем различных увеселительных заведений, и скоро в некоторых из них его уже называли не иначе, как по имени-отчеству. Как-то кривая завела его в клуб на Ваське. После этого скорость, с которой таяло тетушкино наследство, возросла в разы. После Нового 1890 года у Липницкого от наследства ничего, кроме любви к вину, картам и женщинам, не осталось. Последнюю неделю играл на заемные средства. И вот – удача. Первый раз за месяц он возвращался из клуба с выигрышем, да с каким! Один купец, недавний член их компании, проиграл ему не только три катеньки, но и прекрасный портсигар с инкрустацией. Печалило только одно – на дне портсигара красовалась гравировка «Моте, на память о чудесных днях. К.».