Андрей Константинов - Тульский – Токарев. Часть 2

Тульский понял, что его новый коллега – романтик, но издеваться не стал, так как Кружилин был парнем добрым и заводным на любую авантюру. Это Ваня, мгновенно освоившись в атмосфере отделения, предложил налепить на дверь кабинета Боцмана плакатик следующего содержания: «Взятка в размере до 25 рублей – является устной благодарностью». Дело в том, что Боцман за небольшие одолжения брал магарыч только портвейном и водкой.

После взбучки, которую устроила Кружилину в прокуратуре Яблонская за его художества при поиске небольшого бульдозера, похищенного со стройки, Ваня родил новый шедевр – на листе ватмана он начертал: «Подозреваемым является тот, кто замечен в чем-то подозрительном. Наиболее подозреваемый тот, кто ни в чем подозрительном замечен не был». Этот плакат был прикреплен над столом Тульского с помощью Токарева-младшего, проводившего в их кабинете чуть ли не столько же времени, сколько и опера.

А потом трое шалопаев налепили хулиганскую надпись и на дверь Ткачевского: «Каждый подозреваемый может стать обвиняемым. Подозрение является достаточным основанием для ареста. Арест обвиняемого является достаточным и исчерпывающим доказательством его вины».

Не симпатизировать такому юморному дирижеру было невозможно, поэтому Артем и Артур «взяли шефство» над Ваней, активно помогая ему стать настоящим опером.

…Тульский и Кружилин восседали с двух сторон над задержанным. Артема в тот день в кабинете не было – у него обозначились какие-то срочные дела. А задержанным был сутенер по прозванию Брынза. Дело в том, что несколько дней назад на «пятаке», находившемся на земле Кружилина, избили и ограбили человека по фамилии Треугольников. Треугольников умер в больнице – в общем, «тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть». Опера покумекали, покумекали и хватанули двух шмар, постоянно трудившихся на «пятаке», и Брынзу. Шмар завели в кабинет к Боцману, Брынзу – к Тульскому и Кружилину.

После нескольких ударов по голове тяжелым справочником «Почему так названы» одна из проституток стала что-то припоминать:

– А… возле остановки? Так клиент хотел нам деньги отдать не до, а после… А Брынза говорит – бабки мне! Короче, дело до рук дошло…

Услышавший это Тульский опрометью бросился обратно к себе в кабинет и прервал Кружилина, что-то объяснявшего задержанному:

– Слушай, Брынза, пиши сам явку с повинной. А? Лучше ведь тебя никто не напишет…

Ваня и Брынза удивленно открыли рты практически одновременно…

Но сознаваться Брынза не желал – кричал, что мужика помнит, что конфликт был, – но бить – не бил, и все тут.

– Ну а девкам-то, девкам-то какой смысл на тебя наговаривать? – убеждал сутенера Артур.

– Да когда это было?.. Не помнят они…

– Слушай, Брынза, мы тебе сейчас все расскажем. Когда, кого, как, что у терпилы забрал. Ты признаешься, а потом в отказ. Вещи не выдашь, дескать, пропил… А у нас будет осадок, будто на тебя чужое повесили!

– А что – не так? Не хотите повесить?!

– Бры-ынза, – горестно вздохнул Тульский. – При написании чистосердечного признания веди себя спокойно и прилично. Не ковыряй в носу и ушах, не крутись на табуретке, не пей больше одного стакана, ежели чего поднесут, не плачь, не сморкайся ежесекундно. А главное – не делай больших пауз.

– Ну не бил я мужика, не бил!!! Цапнулись – и разошлись! Он, видимо, еще с кем-то…

Ваня погрозил сутенеру пальцем, как расшалившемуся первоклашке:

– Не задавайся и не думай, что все вокруг – дураки. Замени скромное «видимо» на нахальное «я уверен» и, вообще, употребляй больше личных местоимений.

Брынза свернул губы в трубочку:

– Я считаю, что…

– …Это чудовищная ошибка! – продолжил за него Тульский и ухнул задержанному по голове Уголовным кодексом – причем раза в три сильнее, чем проститутке в кабинете Боцмана. Брынза ойкнул.

Артур со вздохом бросил тяжелую книгу на стол и начал по новой:

– Мы же не просим, чтобы ты нам «Войну и мир» написал. Коротенько: было, было дело под Полтавой… Клиент плохо себя вел – я ругнул его, он ударил, я ударил… пару раз. Он пьяный был – упал, порвал мне рубашку. Я вытащил бумажник, чтобы компенсировать… Ну – что тут такого особливого?

Тульский подсказывал Брынзе, будучи абсолютно уверенным, что принципиально все происходило именно по такой схеме. Ваня его поддержал:

– А в конце – кланяйся и благодари, благодари и кланяйся!

(Такое напутствие дал Кружилину в свое время преподаватель перед экзаменом, который проходил в Малом зале филармонии.)

– Ну не обувал я мужика!!! – чуть не зарыдал Брынза.

– Не обувал, значит…

Артур повел шеей и за шиворот подтащил сутенера к огромному пустому сейфу. Засунув голову Брынзы в гулкое пыльное нутро железного ящика, Тульский скомандовал:

– Ваня, давай!

Кружилин достал из-под дивана гантелю, на которой в 1938 году было выдавлено «10 кг завод им. т. Молотова», и шарахнул ею пару раз по сейфу. Услышав адский тарарам, к ним в кабинет вбежал Боцман:

– Вы чего, охуели совсем?!

– Так не помнит ничего!

– Уши чистим!

Боцман сокрушенно покачал головой:

– Иван, ты же симфониям обучался, а не в пехотном полку на барабане наяривал… И еще… Не он это…

– Чего – «не он»? – не понял Тульский, но голову Брынзы из сейфа вытащил.

– Убил не он!

Сутенер, хоть и оглох, однако же все расслышал, что нужно было, – он завыл, вывернулся из лап Тульского и бросился к Боцману:

– А-ы-у!!!! Вот оно в чем дело, командир! Суки!!! Хотели труп на меня списать!!!

Боцман поморщился и вывел страдальца в коридор. Брынза доплелся до раздолбанной раковины, отвернул осклизлый кран и начал жадно глотать теплую желтую воду, одновременно булькая и бормоча:

– Куда… хлюп-хлюп… клонят… хлюп-чавк… козлы… чавк-чавк… и притом вонючие…

Боцман отвернулся от него и заглянул в кабинет к Тульскому и Кружилину:

– Не он это… Я с девками плотно поработал – не срастается… Он с ним действительно цапнулся, но и только… Его уже потом кто-то за остановкой отоварил чем-то тяжелым. Вытащил бумажник, снял ботинки – и так далее. Убивать, может, и не хотел, но человек – существо странное, можно полчаса смертным боем бить – отойдет, а бывает – с одного удара – щелк, и в дамки… Я одну девку уже отпустил. Берите для блезиру объяснение со второй – и расход. Нет. Не он это.

– Не он? – помотал головой Тульский, которому и в голову не пришло усомниться в правоте самого Боцмана. – А тогда кто же? Кто?!

Боцман молча пожал плечами…

Может быть, эпизод с попыткой раскрытия преступления в отношении гражданина Треугольникова так и окончился бы совсем ничем, но в это время в кабинете Токарева-старшего находился Есаул – тот самый приятель Варшавы, что трудился в бане на 5-й линии. Дело в том, что во время одной из последних встреч Токарев и Варшава конфиденциально договорились о следующем: карманники, орудующие на острове, будут возвращать все равно ненужные им важные документы – в первую очередь, партбилеты, удостоверения офицеров и паспорта. Щипачи частенько добывали эти ксивы вместе с кошельками, а народ в милицию бросался, в основном, не из-за денег, а как раз из-за документов, утрата которых могла обернуться большими неприятностями. И договор был такой: если кого с поличным берут – это одно дело, а ежели нет – так хоть документы по-тихому скиньте… Глядишь, и часть потерпевших свои заявы назад заберут. Но как эту замечательную идею было осуществить на практике с учетом недоверия блатных и ментов друг к другу? Варшава и предложил решать вопрос через Есаула. Есаул уже «отвоевался», но ему верили жулики, а менты знали, что он хоть и стучать им не будет, но и в темные дела уже никогда не полезет. Не без уговоров, но Есаул все же согласился раз в месяц выполнять возложенную на него миссию. Для надежности и конспирации жулики все же предложили саму процедуру возврата обезличить: они бросали документы в тайничок-схрон на первом этаже черной лестницы бани. О тайничке ведали только посвященные, а Есаул и знать не желал – кто туда что бросает…